Контроль
Шрифт:
Я не очень люблю вечеринки, которые проходят у кого-то на квартире. Они очень быстро превращаются в непонятное пьяное сборище. Но тут девчонки знакомые, квартира большая, настроение дерьмовое, поэтому я нарушаю все правила и еду. К тому же Машке проще дать, чем объяснить, почему нет.
Прической и макияжем не заморачиваюсь. Мне не на кого производить впечатление. Надеваю джинсовые шорты и обычную белую футболку, а волосы забираю в высокий хвост.
Когда приезжаем на место, в квартире людно, шумно и темно из-за плотно задвинутых штор. Народу много. Все веселые, щедрые и парни с удовольствием выдают нам по пластиковому стаканчику с чем-то
— Вот она! — слышу за спиной пьяный голос. — Девушка, которая решила, что спать моим отцом лучше, чем со мной!
Вздрагиваю, как от удара и с ужасом разворачиваюсь. Сзади меня стоит Ник. Он пьян, его даже слегка мотает. Видно, что не брился несколько дней. Рубашка застегнута через пуговицу, а в руках бутылка коньяка, из которой он периодически отхлебывает.
Я даже сказать ничего не могу, потому что на меня смотрят все. За спиной раздаются смешки.
— Вот ты! — Ник ловит за талию, пробегающую мимо девчонку, и смотрит на нее пристальным пьяным взглядом. — Ты бы променяла меня на старпера?
— Ну, что ты, Ник, — улыбается она. — Ты лучший!
— А вот Дашка променяла. Да Даша? А все почему? Потому что он возил ее в Париж. Вы все готовы раздвинуть ноги за Париж!
— Ну ты и мудак! — говорю я и, оттолкнув парня, направляюсь к выходу. Пролетаю мимо ошалевшей Машки, чтобы выскочить в подъезд. Но все не так просто. Ник увязывается следом, а кто-то из его дружков держит Машку. Я слышу ее отборный мат и обещание прибить, доносящееся из квартиры и не сомневаюсь, она обязательно исполнит угрозу.
— Как ты могла? — орет мне в спину парень. — Неужели, не нашлось другого мужика? Почему он?
— Так вышло. Прости. Я тебе сразу все сказала.
— Нет! — Он хватает меня за руку и тянет на себя, а я врываюсь и несусь в сторону дороги. Я готова поймать частника. Лишь бы сбежать. Значит, Ник все же узнал. Не хочу даже думать о том, как и от кого. Это не имеет значения.
Все давно покатилось в бездну. А сейчас он выставил меня последней шлюхой! Такого не забываю, и я не очень понимаю, как смогу дальше учиться с этими людьми. Слезы душат, а Ник продолжает сыпать оскорблениями, пока я не взрываюсь.
— Я его люблю. Слышишь? — кричу со слезами в голосе. — И я не виновата, что влюбилась в него, а не в тебя! Я тебе сразу сказала, как увидела его в Верещагино! Тогда же и сказала, что мы не можем быть вместе! И нет! Я не чувствую вины. Потому что он был раньше! Намного раньше, чем ты! Точнее, был только он. Тебя и не было…
— Вы меня предали. Оба… — с болью говорит парень, и мне даже становится его жалко, но себя все же жальче.
— Три дня! Мы могли себе позволить три дня в Париже! И все! — всхлипываю я. — А все почему? Не потому, что мы разные, не потому, что у нас разница в возрасте, а потому что меня своей игрушкой назначил Ник Лисовецкий! Как же?! Мальчик будет страдать! — ору я, пятясь от него к проезжей части. Ник больше не пугает, я просто на него злюсь. Из-за его эгоизма мы не можем быть вместе с Сашей. — Твой отец отказался от любви, не раздумывая. Он отпустил меня, а я
— Даш… — с болью и чем-то странным мелькнувшим глазах говорит Ник и делает шаг ко мне. Протягивает руку, снова пытаясь схватить.
Но я не позволяю приблизиться.
— Не смей подходить ко мне! — шиплю и отскакиваю назад, слишком поздно понимая, что там проезжая часть. Успеваю только увидеть панику в глазах Ника. Он кидается ко мне, пытаясь поймать, а я слышу визг тормозов, чувствую глухой удар и все. Темнота, пожалуй, мне хорошо в ней. Спокойно.
Ник
Это долбаный херовый сон. Кошмар, который в какой-то миг моего пьяного существования стал явью. Я не понимаю, что происходит. Слишком пьян, чтобы отдавать отчет своим словам и действиям. Слишком невменяем, чтобы оценить и предотвратить опасность. И слишком увлечен своим горем, чтобы проникнуться чужим. Адский коктейль алкоголя, отчаяния и безнадеги. Я сломан еще до трагедии. Никита Лисовецкий умер и в своей агонии готов утащить в собственный ад всех, кто окажется рядом. Как выясняется, даже Дашу.
Я замечаю летящую машину поздно, а Дашка, похоже, не видит вообще. Поэтому и делает тот роковой шаг подальше от меня прямо на капот пролетающей машины. Глухой удар, мой и ее крик, и накативший ужас, потому что девушка отлетает и падает на дорогу сломанной куклой. Машина идет юзами и останавливается, едва не переехав хрупкую фигурку. Меня ведет. Я не осознаю происходящее, шум, люди, кровь на дороге — все это будто бы за стеклом, которое защищает от ужаса внешнего мира. Я знаю, оно быстро разобьется, и тогда я попаду в настоящий ад, а не тот, который я придумал для себя сам.
Я не могу сделать шаг вперед к девушке. Пока я могу верить в то, что она жива, а если приближусь, придется принять правду, какая бы она ни была. Первым к Дашке подбегает водитель машины. Потом приближаются те, кто уже выскочили из подъезда. Вокруг суета. Один я замер, как идиот. Люди мельтешат рядом. По их лицам, движениям, телефонам дрожащим в руках, до меня доходит — жива. Сердце пропускает удар, и дышать становится чуть легче.
Кто-то орет за плечом.
— Он ее толкнул!
Предположение бредовое, но даже оно не способно вывести меня из ступора и заставить шевелиться. Кто-то поддерживает нелепое предположение, но чаще все же встречаются возгласы:
— Ты дебил? Ник не такой.
Мимо со слезами пролетает Машка и падает на колени у изломанного, словно кукла тела Дашки, а я стою не в силах хотя бы немного протрезветь.
— Вызывайте скорую!
— Парень, ты дебил?! Не мог за своей идиоткой уследить? — это водитель машины. Его наглый голос, покрасневшие щеки и явное пренебрежение в голосе заставляют очнуться, и я бью со всего размаха и с удовольствием, припечатывая, когда боров, сбивший Дашку, падает на асфальт.
— А она не моя.