Контрольное вторжение
Шрифт:
— Господин Ломакин, вам в любом случае придется сесть в это кресло. Для вас же будет лучше, если вы не будете спорить, — поторопил меня Тэн.
Дабы эта мразь не подумала, что сумела запугать меня, я неспешно устроился на мягком сиденье. Тэн извлек из шкафчика в стене пластиковую тарелку и принес мне. На тарелке высилась горка странной субстанции. При некотором напряжении воображения это было похоже на мелкую лапшу, перемазанную томатной пастой.
— Что это? — опасливо спросил я.
— Ваш завтрак, — уверенно ответил Тэн.
— А ложка?
— Не положено.
—
Цацкаться со мной никто не собирался, и тарелка незамедлительно отправилась обратно в шкафчик.
— Теперь, когда с завтраком покончено, — Тэн ехидно ухмыльнулся, — позвольте мне все-таки довести до вас мысль, которую вы так и не дали мне высказать до конца.
— Я весь внимание.
— Замечательно. — Тэн сложил ручки на впалом животике. — Я понял, что разумными доводами мне не удастся заставить вас отказаться от ваших убеждений. Даже если вы и воспримете их, ваши инстинкты будут сопротивляться. Но все же я надеюсь дать вашему разуму необходимое оправдание для принятия правильных решений, ибо ключ к скрытой в вашем мозгу информации, безусловно, упрятан в вашем сознании. Нарушение логических цепочек может сломать блокировку.
— Вы уверены?
— Вы желаете ознакомиться с методикой моих расчетов? Нет проблем! Как только наши отношения станут дружескими, я предоставлю вам доступ ко всей документации.
Эдгар сделал знак неграм, и буквально через две секунды мое тело оказалось надежно прикрепленным к креслу. Меня охватило ставшее почти привычным ощущение физической несвободы. Я не сопротивлялся. Сопротивляться нужно было раньше, когда меня оставили одного. Тогда нужно было бить унитаз и перепиливать себе глотку острым осколком. Теперь поздно. Если уж решил воевать и дойти до конца — вперед! Последний бой начинается. От ожидания чего-то невероятно страшного в животе похолодело. Я шумно сглотнул.
— У меня есть гипотеза о наличии у вас и подобных вам особей неких устойчивых императивов, в некотором приближении аналогичных нашей морали, — с лекторской убежденностью сообщил Тэн. — Вы, как человек, рожденный в тоталитарном обществе, не привыкли делать выбор, но если все-таки заставить вас его сделать, то возможен интересный эффект, который и приведет к нужному результату. Скажите, пожалуйста, сколько будет два плюс два?
— Восемь, — буркнул я.
— Отлично.
— А если бы я сказал четыре?
— Неважно, что бы вы сказали. Так же неважно, что вы выберете и как себя поведете. Меня устроит любой результат. — Тэн отодвинул в сторонку негра, встал на его место и положил мне на плечо свою сухую костлявую ладонь. — Каждому из нас время от времени приходится менять свои принципы. Только покойники остаются вечно верны своим заблуждениям. А жизнь очень изменчивая штука. Именно этим она отличается от смерти. Жизнь, хоть и бывает, уродлива, беспрестанно развивается и часто на одни и те же вопросы дает разные ответы, а смерть, как бы она ни была совершенна, не может сотворить ничего нового. Любые убеждения — это смерть.
Тэн щелкнул пальцами, и серая скучная плоскость, рубившая пространство моей камеры,
Единственным предметом мебели там было кресло, совсем не похожее на то, в котором сидел я сам. Вместо потертого кожзаменителя все его части сверкали нержавейкой. Металлическая спинка смахивала на крупную терку из-за покрывавших ее овальных отверстий.
Подлокотники с зажимами выглядели так же, как и мои, только окаймлялись узкими желобками.
«Все-таки изувечат, — решил я. — Скверно. Но почему я здесь, а не там?»
Мои пальцы сами собой сжались в кулаки. Ну, изувечат. Ну и пусть. Не я первый, не я последний. Сколько нас таких на нашей веселой планете страдало в разные времена. Ничего нового в этом нет.
— Через минуту у вас не будет возможности остановить процедуру, — сказал Тэн скучным голосом. — Вам следует прямо сейчас сделать небольшое эмоциональное усилие по преодолению заложенных с детства барьеров.
Ну почему? Почему я выжил в том бою у «Автово»?
Все равно моя смерть — вопрос времени, и только от меня зависит, станет ли она гнусно-пакостной или торжественно-праздничной. Как там в классике? Летят самолеты — салют Мальчишу. Но не будет ничего такого.
Тот фарш, который от меня останется, скинут на какую-нибудь грядку для удобрения местной почвы или просто сожгут и забудут. А что дома? Поставят в файле отметку: «Погиб при выполнении боевого задания» и тоже забудут. Мать вспомнит. Обязательно вспомнит. На то она и мать. Даже такая, как моя. Тумана будет помнить всегда. Всю свою, надеюсь, бесконечную и счастливую жизнь, если нас, конечно, не победят эти безумные «освободители». В общем, не будет никакого салюта Ломакину, и даже я сам очень недолго буду гордиться своим подвигом, ибо меня тоже не будет.
— Время на размышление истекло. Я жду вашего решения, — проскрипел Тэн. — Предупреждаю, у вас нет ни одного шанса выдержать наше воздействие.
— Давайте попробуем.
— Ответ неправильный. Возможно, у вас имеется иной вариант. — Рыбообразное ощетинилось и напряглось.
— Пошел ты, — со скукой в голосе сказал я и назвал конкретный адрес, который не может быть упомянут в общедоступном тексте.
— Каждый человек сам делает свой выбор. Не вините потом никого, кроме себя. — Тэн обиженно выпятил вперед нижнюю челюсть и стал окончательно похож на глубоководную рыбину.
В комнату за стеклом ввели знакомую мне женщину.
У Меня перехватило дыхание. Прежде я видел ее только один раз, но запомнил навсегда. Полковник танковых войск Солнечной Системы. «Железная старуха» с лицом и телом молодой женщины. Двое негров, неотличимых от тех, что стояли рядом со мной, быстро приковали ее к стальному креслу. Она не вырывалась и не протестовала. Она просто смотрела на своих мучителей, и в ее глазах клокочущее море ненависти. Казалось странным, почему враги не умирают от одного этого взгляда.