Контрольный выстрел

Головачев Василий Васильевич

Степан Погорилый жил в Днепропетровске на бульваре Славы, в доме коллективного пользования типа «Дикий Полевой Рай».

Издали дом походил на колючую головку чертополоха, впрочем, надо признать, весьма неплохо смотрящуюся, эс­тетически завершающую ландшафт города, сверху дейст­вительно похожего на цветущий луг.

Квартира Степана с изменяющейся геометрией внут­реннего объема смотрела окнами-стенами на три стороны света, кроме юга, а внутреннее техническое оснащение позволяло ей менять интерьер в широком диапазоне мод­ных форм и моделей. Так как Степан в настоящее время жил один — от него ушла очередная жена, хотя со всеми женами он поддерживал

дружеские отношения,— то комнат в квартире было всего три: кабинет-спальня, гости­ная-спальня и кухня-спальня. И все это отражало совре­менный уровень домостроительства, то есть было воздуш­но-текучим, конформным, б ликующим, плывущим, ни один из предметов обихода не держал определенной фик­сированной формы, меняясь от любого сотрясения среды, даже от настроения хозяина или гостей. Но изредка ком­бинации выстраивались в единый зрительный ряд, и тогда гостиная превращалась то в рыцарскую залу времен короля Ричарда Львиное Сердце, то в крестьянскую избу Киев­ской Руси, то в готические хоромы неоуральского ренес­санса. И все же основным было состояние «калейдоскопа» с облачно-небесным оттенком.

Хозяин встретил гостя с бутербродом в руке, сунул его в рот, протянул руку Ставру, промычал:

— Рад видеть! Айда на кухню.

Интраморфом он не был, но интуитивом слыл сильным, к тому же мог воспринимать мыслепередачу, направлен­ную ему лично, не владел только слоган-речью.

По белому «облачно-пенному» пространству кухни ле­тали «мыльные пузыри» с бутербродами, фруктами, та­релками и стаканами с напитками. Степан ловил блюда одно за другим, быстро съедал и швырял освободившу­юся посуду в стены, где она исчезала без следа. Он и гостю предложил завтрак, но Ставр съел только ореховое пирожное и горсть земляники, с удовольствием наблюдая за трапезой одетого в одни плавки хозяина. Он вдруг понял, что соскучился по широкой физиономии Степана, по его гримасе, обозначающей улыбку, по карим с жел­тым блеском глазам, по фигуре, плотно сбитой и крупной, кряжистой, и по его жестам, которыми тот сопровождал речь.

Сначала Степан сообщил новости, касающиеся своего семейного положения, потом пересказал события в мире, которые по каким-то причинам взволновали его и заста­вили сопереживать, и наконец перешел к своему хобби: он занимался многопространственным конструированием и строил «упакованные миры». Его мечтой было создание фантом-объема, развернув который владелец мог бы в нем жить некоторое время.

Ставр с интересом просмотрел коллекцию «упакован­ных миров»: бусы, отсверкивающие перламутром, будто сделанные из жемчуга; серьги с «камнем», похожим на рубин, перстни с такими же «камешками», фигурки не­существующих зверей и сказочных персонажей. И внутри каждой был закапсулирован объем пространства, примерно равный кубу, грани которого по площади превосходили футбольное поле.

— Один недостаток,— пригорюнился Степан,— они не­стабильны, через два дня после упаковки развертываются спонтанно. А так как внутри каждого — двенадцатимерное компактное пространство отрицательной кривизны, то схлопывание резко понижает температуру в объеме, рав­ном закапсулированному.

— И это случалось не раз? — догадался Ставр со сме­хом.— А что соседи?

— Да, в общем, нормально, однако уже приходила ком­пания каких-то молодых парней, очень крутых. Все, как один, из породы кошачьих, «тигры», «львы», «леопарды» или «орлы». Пригрозили, что если еще раз устрою «мо­розильник», они мне покажут, что такое «жара».

— Интраморфы?

— Да нет, нормальные ребята, только чуть более

нерв­ные. Я пообещал, конечно. Теперь приходится следить, чтобы разрядка происходила под контролем инка в авто­клаве.

— Если придут еще раз, позвони мне.

— Да я как-нибудь сам справлюсь, зря, что ли, на тренировки по пасо-дьяку ходил?

— Почему пасо-дьяк, а не русбой? Ты же европеец, и стать у тебя славянская. На худой конец позанимался бы лучше айкидо. Но мы отвлеклись. Значит, твои «бусы» взрываются, а ты не можешь их зафиксировать.

— Мало того, некоторые из них теряют устойчивость даже от достаточно мощного пси-импульса. Ко мне однаж­ды зашел приятель-интраморф, ты его не знаешь, и одно кольцо развернулось от его пси-взгляда: захотелось ему, видите ли, посмотреть, что там внутри. Переполох был изрядный, да и комнату потом пришлось ремонтировать. Смотри, ты не озорничай.

Ставр, который давно пытался заглянуть в одну из «жемчужных бусинок», поежился и, чтобы скрыть заме­шательство, бодро сказал:

— Может, применишь другие принципы компактифи­кации?

— Это какие же? Принципы потому и принципы, что не позволяют действовать иначе. Что такое, например, кварк? Это двенадцатимерный стринг, то есть «супер­струна», у которой в нашем трехмерном пространстве развернуты три координаты, а остальные девять сверну­ты. И что ты из стринга ни делай — получишь только кварк.

— Я не о наших принципах говорю. Тартариане тоже являются свернутыми пространствами, но внутри их дей­ствуют свои законы, ни капли не мешающие нашим. По­нимаешь? «Голые» тартариане там живут. Почему бы тебе не попробовать копнуть в этом направлении?

По остановившемуся взгляду товарища Ставр понял, что попал в точку. Степан уже работал, схватывая идею на лету.

Панкратов похлопал его по плечу, собираясь потихонь­ку уйти, но Погорилый очнулся, запротестовал, пришлось остаться еще на какое-то время.

Пили кофе «по-хохляцки», с молоком и сливками, ели фрукты, рассказывали анекдоты, вспоминали общих зна­комых, играли в чатуранг с инком. Степан «распаковал» один из перстней, показав весь процесс через синтезиро­ванную инком имитацию «спрятанного мира» прямо в ком­нате, и Ставр почувствовал, что именно этой встречи ему не хватало. Он нуждался если не в отдыхе, то в разрядке, восстановлении душевного равновесия, убеждаясь в пра­вильности формулы: эрм — тоже человек, и ничто чело­веческое ему не чуждо.

Перед расставанием Степан прервал вдруг свой монолог и серьезно сказал:

— Панкратов, ты все-таки гений! Ты даже не пред­ставляешь, какую идею подкинул мне с тартарианами! Хо­чешь, я за это тебя познакомлю с моей бывшей женой? Отличная женщина, красивая, и готовит лучше любого киб-повара.

Ставр засмеялся.

— С какой именно? С первой? Последней? Нет уж, спасибо. Чего ж ты ушел от нее, если она готовит, как волшебница? Как ты живешь теперь, гурман? За тобой ведь уход и уход нужен.

— А нормально живу,— махнул рукой Погорилый,— по Стивенсону:

Вот как жить хотел бы я, Нужно мне немного: Свод небес, да шум ручья, Да еще дорога.

— Тогда я за тебя спокоен. Будешь на Тартаре, кла­няйся всем нашим, они тебя помнят. А может быть, и я там появлюсь в скором времени.

Степан проводил его до двери, но было видно, что он опять работает, размышляет. Этот человек был по-насто­ящему счастлив, хотя и не осознавал этого.

Глава десятая

ВЕРНУВШИЙСЯ ИЗ ВЕЧНОСТИ