Контрольный выстрел
Шрифт:
Она увидела их вовремя, хотя оба прятались за броней «хамелеонов»: их выдало струение воздуха позади, которое мог заметить только интраморф. Забаве не надо было гадать, кто идет за ней, и готовиться к бою, она была готова всегда. Но и ее подготовки не хватило бы для сопротивления, если бы не помощь извне.
Двое в «хамелеонах» просто проводили отвлекающий маневр, саму же операцию выполняли еще четверо, двое на птеране, экипированные, как десантники в эпоху войн за власть, и двое — возле дома Бояновой, поджидающие ее с набором спецсредств.
Пока она играла в «жмурки» с «призраками», сверху на сад упал птеран, управляемый
У них тоже был гипноиндуктор, но другого типа — «удав», и неизвестное оружие, охлаждавшее воздух практически до его конденсации! Разряд этого оружия едва не превратил Забаву в ледяную статую, сковав тело холодом до потери сознания. Гаснущим зрением, силясь отойти от зависшего над ней птерана, она увидела сверкнувшие в небе молнии каких-то скоростных машин и застыла.
Обойма «ланспасад», ведомая самим Герцогом, успела к моменту, когда птеран выбросил из пуза силовую «авоську», собираясь подхватить потерявшую сознание женщину. Пока безопасники расстреливали машину, Герцог в «бумеранге» десантировался к тем двоим, что использовали оружие холода, и вступил с ними в бой, после чего один из них взорвался — он был витсом, а второй сумел уйти, причем Пауль не понял — как.
Террорист в обычном унике — с виду, конечно,— просто исчез, породив судорогу пси-поля. Он явно был интраморфом, хотя никакой интраморф не мог бы уйти подобным способом, если только у него не было портативного метро, но таких станций метро еще не существовало.
Террористов в «хамелеонах» задержали через несколько минут, птеран сбили, и бой закончился. Забаву тут же отправили в клинику, сообщив о случившемся Аристарху. Герцог и командир обоймы отошли в сторонку, к почерневшей и треснувшей во многих местах яблоне.
«Что скажешь?»
«Хорошо готовятся к акциям, гады! И у них появились излучатели холода...»
«Я не о том. Как удалось уйти их вожаку с излучателем?»
«Элементарно — по сети канализации. Здесь под нами сохранилась древняя система канализационных стоков, еще со времен Софии двадцатого века. Я хорошо знаю здешние места».
«Но я не чую пустот!»
«Значит, они заранее установили неподалеку пси-фильтр, создающий фон «плотной породы».
«Дьявол, я не учел этого! Ладно, задержанных — в отдел, допроса не устраивать, ждать меня. Буду через час, только повидаюсь кое с кем».
«Пауль, ты что же... знал о готовящемся нападении?»
Герцог улыбнулся, сжал локоть командира «ланспасад», сел в куттер.
«Просто меня предупредили».
«Кто, если не секрет?»
«Вселенная».
Аппарат взлетел, а командир отряда подстраховки остался стоять, запрокинув голову и открыв рот.
Анастасия Демидова собиралась отдыхать — ночной отдых для нее включал три часа полного сна и два медитации,— как в дверь позвонили.
Ратибор обещал быть дома только через два часа, а он всегда был точен, и Анастасия, вспомнив
Жили Берестовы в Новосибирске: северный радиал, Лосиная Магистраль, сто сорок четыре, в доме коллективного пользования, проекта старого, но удобного. Вернее, жила здесь Анастасия, Ратибор обитал в Рославле, недалеко от внука, но жену навещал регулярно.
В квартиру можно было попасть как из коридора с лифтами, так и со стороны балкона-оранжереи. Именно отсюда и собирался войти незнакомец, хотя как он там оказался ночью, Анастасия не поняла, разве что высадился из аэра; квартира их располагалась на сотом этаже.
Дверь бесшумно лопнула лепестками диафрагмы, в гостиную вошел невысокого роста человек в форме пограничника-стармена. Остановился, разглядывая хозяйку. Габриэль Грехов собственной персоной.
Анастасия поднесла руку ко рту, глаза ее стали огромными, потемнели.
— Привет,— сказал он тихо, с улыбкой, погасившей мрачный огонь в глазах.— Меня еще помнят в этом мире?
Грехов сделал жест, будто вынул что-то из-за спины, и подал женщине букет цветов, земных, благоухающих всем спектром луговых запахов.
— Ратибора еще нет,— беззвучно проговорила Анастасия.
— Я знаю.— Габриэль внимательно глянул на нее, понимая все без слов.— Я могу прийти позже.
— Нет, проходи. Извини, я... просто я не ожидала...— Женщина вдруг всхлипнула, глаза наполнились влагой, но она сдержала слезы.— Мы тебя вспоминали...
— Верю.
Они сели в гостиной, разглядывая друг друга. Потом Анастасия вспыхнула и убежала в спальню, откуда вышла в черном вечернем платье, меняющем плотность и рисунок золотых и серебряных жил. Она действительно сохранила всю красоту и грацию, несмотря на прошедшие полвека с момента их расставания, и Грехов передал ей свои чувства в сложном и объемно-красочном слогане.
Хозяйка снова покраснела, но уже пришла в себя и начала относиться к ситуации с иронической грустью. Сходила на кухню, поставила цветы в вазу, а саму вазу водрузила на полку, где лежали раритеты дочери, Ольги Панкратовой-Берестовой, добытые ею в разных уголках космоса: «поющие глаза» с Орилоуха, два блестящих обломка тартарианского «камня», жемчуг и раковины с Танненбаума, кристалл санлунита с Меркурия.
«Ты не изменился,— перешла на пси-речь Анастасия.— Словно и не уходил».
«О нет, изменился,— с оттенком тоски и надежды возразил Грехов.— Ты даже представить не можешь, как я изменился. Чувственное восприятие человека ограниченно, даже интраморф не может воспринимать тонкие уровни материи ниже определенного молекулярного порога — электроны, протоны, кварки, а также более сложные и масштабные — галактики, их скопления, войды, а я научился видеть это, понимаешь? Сидя напротив, я вижу тебя всю — как тело, образ, личность и как систему кровеносных сосудов, нервных связей, сердце, легкие, почки, и еще глубже — сложный молекулярный конгломерат...»