Контрольный выстрел
Шрифт:
Надо было видеть, как он работает. Ну вот, скажем, боковое стекло заедает. Мефодьич расстилает брезент, в мгновенье ока разбирает всю дверь, что-то урчит про себя — не то поет, не то стонет от презрения к автомобилестроителям, затем все собирает и ставит на место. И дверца, и стекло работают идеально, но на брезенте остается кучка мелких деталей, винтики какие-то, гаечки. Их он с презрением отпихивает носком ботинка: «Выкинь к такой-то фене!» И ты видишь, что детали действительно лишние, без ума поставлены, только мешают. Вот такой человек. И так во всем.
Мефодьич проживает в пятиэтажке, старой еще, хрущевской, из первых,
Дорога не слишком длинна: тридцать пять минут на метро — это хороший и здоровый сон, затем пересадка и пять минут ходьбы. Долго объяснять Мефодьичу нет необходимости. Он краток: не заводится, так. Батарею посадил, так. Ясно. Будем ехать.
В коммерческом гараже Мефодьич долго ходит между машинами, выбирает, на какой ехать, останавливается на роскошной малиновой «вольво». Затем идет куда-то в угол, гремит ключами, выносит на свет божий чемодан, где содержит все свое хозяйство, включая добротную кувалду, следом вытаскивает «свежий», надо понимать, аккумулятор, все укладывает во вместительный багажник, и они наконец тронулись.
Минут через двадцать Мефодьич уже приступает к «жигуленку», а его тупому хозяину велит не вертеться под ногами и идти по своим дела. Машинка, говорит он, скоро поедет. Ну, раз Мефодьич уверен в себе, а точнее, в этой старой тачке, можно спокойно отправляться домой: звонить на квартиру Петренко и планировать дальнейшее свое существование в зависимости от той суммы, которую, не торгуясь, назовет механик. Между прочим, когда он «в ударе», так сказать, он клиента не грабит. Вероятно, талант, точнее его спонтанные проявления постоянно соседствуют с совестью. Одно без другого никак — и Мефодьич тому живой пример. Турецкий подсчитал свои жалкие купюры, прикинул, что должно хватить, на худой конец, у Грязнова можно занять под отпускные, так что все в норме. И только после этого он дважды набрал номер Петренко. Все правильно. Кочерга взял трубку только после второго набора.
Он сообщил, что послушно сидит в ожидании своих телохранителей, только вот одна случилась незадача: курева нет. А, как на зло, курить припекло чуть не до смерти!
— Потерпите, Виктор Антонович, ведь уже десятый час. Они обещали быть к десяти. Я вас очень прошу, сидите и не рыпайтесь, для вашей же безопасности, неужели до сих пор неясно?!
А между прочим, это Турецкий на Славкин будильник смотрел. На его собственных было уже десять, и с маленьким хвостиком. Что-то непонятно: задерживается славное утро…
Позвонил Федорову домой — долгие гудки. Ну конечно, он же выехал на работу. Телефон в его кабинете тоже молчит. Куда народ подевался?.. Косте сейчас звонить почему-то не хотелось. Турецкий решил сперва закончить с Кочергой, привезти его в прокуратуру, а уж тогда и предъявить водителя-телохранителя Меркулову. Лишние советы ему в настоящий момент тоже ни к чему. Он отправился в соседний двор, где Мефодьич возился с машиной.
— Будь он неладен, этот твой паршивец! — так он встретил появление хозяина.
— Что, Юрий Мефодьевич, совсем беда?
— Да какая беда! — недовольно буркнул он. — Мелкие неприятности. А ты, Александр, друг мой, давай-ка меняй по-быстрому машину. Негоже на подобной развалюхе ответственному человеку позориться.
—
— А ты, значит, не играй в неподкупного, станешь вон на той кататься, — Мефодьич кивнул на малиновую «вольво».
— Не по чину мне такая.
— Вот и я о том говорю, — согласился неожиданно Мефодьич. — Ну, батарейку-то я тебе заменил. Эта хоть и не новая, но послужит, а твою в гараж заберу, там энтого дерьма не считают.
— Значит, теперь поедет?
— А чего ей не ехать?.. Говно, конечно, машинка-то, но еще побегает.
— И что же, на этот раз ни одной лишней детали? — вспомнил Саша его обычай всякие винтики-гаечки носком отпихивать.
— Дак откуда ж им тут быть, если я ее уже десяток раз перебирал? — Мефодьич выпрямился во весь свой рост, набычился и взглянул поверх очков.
— И то верно, Мефодьич. Сколько я тебе должен?
— По-божески… Полтинник приготовил? Ага? Ну еще десятку добавь, на бензин. На, держи ключи.
Что ж, по нынешним временам действительно по-божески. Мефодьич небрежно сунул купюры в карман куртки и обошел машину со всех сторон. Зная эту его привычку — вечно оставлять инструмент где ни попадя, Турецкий ходил за ним и подбирал с асфальта отвертку, ключ, почему-то зубило. Наконец все вроде собрано, старый аккумулятор небрежно засунут в багажник «вольво». Мефодьич знаком пальца показал, чтоб Саша завел движок. Мотор радостно зафырчал. Мефодьич, склонив голову, послушал урчание двигателя, резко высморкался в сторону с помощью двух пальцев и, уже не глядя на Турецкого, махнул рукой: ладно, мол, работает — и хрен с ней, поехал я…
К дому Петренко он подкатил к половине двенадцатого. Все правильно: улица Крупской, угловой. Теперь бегом на второй этаж. Что за чертовщина?! В двери торчит записка.
«А. Б.! Выбежал буквально на две минуты за сигаретами. Извините, никакой мочи нет! В. К.»
Стремглав, через несколько ступенек, планируя вдоль лестничных перил, он вылетел на улицу. Вишневой «девятки» не было. И вообще, во дворе пусто. Он что же, за сигаретами на машине поехал? А кто их знает, этих сумасшедших картежников! Саша обежал весь двор, заглядывая зачем-то за каждый помойный бак. Наконец выскочил на улицу. Никого. То есть народу-то, конечно, полно: самый разгар дня. Но Виктора нигде не было видно. Тогда он снова вознесся на второй этаж петренковской «Брестской крепости» и нажал кнопку звонка соседней квартиры. После непродолжительной паузы, не спрашивая, кто, ему открыла дверь женщина средних лет. Она вопросительно посмотрела на Турецкого. Интересный какой здесь народ проживает — никого не боится!..
Сдерживая рвущееся из груди дыхание, стараясь говорить как можно спокойнее, он спросил:
— Извините, пожалуйста, вы не заметили, когда из этой квартиры вышел человек? Вот он записку мне оставил, — и протянул ей листок.
— А-а, это тот, который к Петренке приезжал? Да уж, думаю, не меньше часу прошло. Ну конечно, он же еще у меня карандаш просил, записку вот эту написать! Дверь-то захлопнул, а только после про записку сообразил.
— Около часу?!
— Близко к тому, — пожала плечами женщина. — А может, и маненько больше, я на часы-то не глядела. Не знаю, после не приходил, а чего и не погулять?..