Контрразведка. Тайная война

Лузан Николай

Оперуполномоченный лейтенант госбезопасности Виктор Макеев, просмотрев документы окруженцев, решил начать допрос со старшего лейтенанта Прядко. Его насторожило, что разношерстную группу бойцов и младших командиров возглавил не политрук или строевой офицер, а какой-то «интендантишка».

Как ему казалось, здесь было что-то нечисто, Прядко мог оказаться подсадной уткой гитлеровской разведки.

За пять месяцев войны Макеев насмотрелся всякого и уже ничему не удивлялся. Вербовки пленных красноармейцев абвер поставил на поток и сотнями перебрасывал через линию фронта, все еще напоминавшую дырявое решето. Большинство из них пошли на сотрудничество

с гитлеровцами ради того, чтобы спасти свою жизнь. Но находились и другие; таких было меньшинство. Они, люто ненавидевшие советскую власть и повязавшие себя кровью безвинных жертв, попав к особистам, хорошо знали, что их ждет, и нередко пускали в ход кулаки. Поэтому Макеев на всякий случай расстегнул кобуру, проверил пистолет и, бросив строгий взгляд на застывшего глыбой у входа сержанта, распорядился:

— Дроздов, давай-ка сюда Прядко!

Тот откинул полог, приподнялся над бруствером траншеи и выкрикнул:

— Хтось тут Прядко?

— Я! — откликнулся голос из толпы.

— Заходь!

Окруженцы пришли в движение. От группы младших командиров отделился высокий, стройный, лет двадцати пяти, старший лейтенант и решительной походкой направился к блиндажу. Вслед ему неслись дружные возгласы:

— Иваныч, скажи, пусть не тянут резину, а то мы от холодрыги околеем! Че нас мурыжить, мы свое слово сказали! Пусть за нас мертвые фрицы отчитываются!

— Все будет нормально, ребята! — заверил он и, подобрав полы шинели, спрыгнул в траншею.

Комья мерзлой земли посыпались на дощатый настил и покатились в блиндаж. Сержант отбросил их сапогом и недовольно буркнул:

— Че грязь тащишь!

— Может, еще ноги вытереть? — огрызнулся Петр и, отодвинув его плечом, протиснулся внутрь.

В блиндаже царил полумрак. В тусклом свете фитиля-самоделки, изготовленной армейскими умельцами из гильзы сорокопятки, бледным пятном отсвечивало невыразительное лицо, на котором выделялся нос картошкой. Физиономия особиста ничего не выражала и напоминала застывшую маску. Перед ним на сколоченном из досок столе громоздились несколько пухлых папок, стопка листков и пузатая чернильница, из которой торчала ручка с обгрызенным концом.

«Ручка — самое опасное оружие особистов», — вспомнил Петр мрачную шутку о военных контрразведчиках, гулявшую в армейской среде, и с горечью подумал: «Для кого война, а для кого контора пишет».

Особист поднял голову и, откинувшись на стенку, принялся буравить окруженца взглядом.

«Глаза только не проешь. Меня этим не возьмешь, видали таких», — заговорило в Петре давнее неприязненное отношение к военным контрразведчикам. Незадолго перед войной на складе ГСМ из-за нерасторопности техника произошла утечка бензина. Ретивый особист тут же взялся раскручивать дело о группе вредителей, а из Прядко лепить главного организатора «преступления». Расследование набирало обороты и катилось к военному трибуналу. От суда Петра и других «вредителей» спас арест самого особиста: тот оказался «пробравшимся в органы троцкистом и агентом мирового империализма». Но на том злоключения интенданта Прядко не закончились, спустя два месяца его снова вызвали в особый отдел — на этот раз из-за антисоветских разговоров, которые вели подчиненные, но потом, изрядно помурыжив, отпустили.

Поэтому от очередной встречи с особистом Петр не ждал ничего хорошего. А тот держал многозначительную паузу. Прядко надоело стоять перед ним свечкой. И, не спрашивая разрешения, он сел на деревянный чурбак. Макеев окатил его ледяным взглядом и

тоном, не сулящим ничего хорошего, потребовал:

— Быстро! Фамилия, имя, отчество?

— Прядко Петр Иванович.

— Звание?

— Старший лейтенант.

— Должность?

— Техник-интендант первого ранга. Начальник головного склада горючего 5-й армии Юго-Западного фронта.

— А как стал командиром этого… — Макеев не смог подобрать слово.

— Война не спрашивает, сама назначает, — с вызовом ответил Петр.

— Вот как? Ну это мы еще посмотрим; кто и куда тебя назначил.

— Ну, смотри, смотри.

— И посмотрю! Гляди, чтоб потом локти не кусал, — пригрозил Макеев.

Петр поиграл желваками на скулах и промолчал. Прошлый печальный опыт общения с особистами говорил, что злить их только себе дороже выйдет. Макеев же, посчитав, что угроза возымела действие, решил не размениваться по мелочам, но, встретившись взглядом с «интендантишкой», понял, что не стоит спешить с выводами. В свете нещадно чадящего фитиля на него из-под кудрявой пряди волос с вызовом смотрели карие глаза. Судя по всему, Прядко был крепким орешком, и Макеев решил использовать проверенный прием. Пошелестев бумагами, спросил:

— Гражданин Прядко, а как ты объяснишь, что пять месяцев скрывался на территории, оккупированной врагом?

— Я??! Я скрывался? — опешил Петр.

— Ну не я же? — хмыкнул Макеев и, не давая опомниться, обрушился с новыми обвинениями:

— Почему уничтожил партбилет? Где личное оружие? Почему раньше не вышел на соединение с частями Красной армии?

Петр был потрясен их абсурдностью и не находил слов, чтобы ответить. А Макеев продолжал наседать. Вытащил из стопки чистый лист и потребовал:

— Короче, бери ручку и пиши! Только не вздумай юлить, со мной этот номер не пройдет!

— Писать? — чужим голосом произнес Петр.

— Ну не петь же. Ты не соловей, шоб тебя слушать, — с кривой ухмылкой заметил Макеев и двинул по столу чернильницу с ручкой.

Петр отшатнулся и, задыхаясь от гнева, выпалил:

— За меня трофейный автомат росписи ставил!

— А-а, все вы так говорите, а как копнешь, то такое говно вылазит, что…

— Говно?! Т-ты че несешь?! Мы там своей кровью умывались, пока вы тут линию фронта выравнивали! Мы… — взорвался Петр.

— Чего-о?! — Макеев поперхнулся. Папироса, зажатая в уголке рта, сползла с губы и шлепнулась на стол, а когда к нему вернулся дар речи, он обрушился на Петра с новыми угрозами:

— Гад, ты на кого пасть разеваешь? Да я от тебя мокрого места не оставлю! Я тебя одним пальцем раздавлю!

— Это вы мастера! А кто потом с фрицем воевать будет?

— Заткнись! Я тебя без всякого трибунала шлепну!

— Не пугай, пуганый. Не в обозе отъедался, а фрицев колпашил.

— Степа, ты глянь на эту сволоту! Да я тебя… — взвился Макеев и ухватился за кобуру.

Сержант угрожающе заворочался за спиной Петра. Наступившую вязкую тишину нарушали лишь прерывистое дыхание и треск нещадно чадившего фитиля. В отблесках тусклого пламени лица Макеева и Прядко, искривленные злобой, напоминали уродливые маски. Несколько секунд они сверлили друг друга пылающими взглядами. Не выдержав, Макеев отвел глаза в сторону. Он медленно отпустил кобуру, нашарил на столе папиросу, но курить не стал и, отшвырнув ее в угол, тяжело опустился на лавку. Злость душила его, но, в конце концов, разум взял верх, и тогда Макеев другими глазами посмотрел на дерзкого, не лезущего за словом в карман интенданта.