Контрснайпер
Шрифт:
— С ее братом? — понимающим тоном спросила Воронова.
Сергей мрачно кивнул и вдруг поднял на нее удивленные глаза:
— А ты откуда знаешь?
— Я же приезжала в лагерь и на следующий год… Ты что, до сих пор из-за этого переживаешь?
Сергей не ответил. Он глянул на рюмку, которая все еще стояла нетронутая, и залпом выпил.
— Сдрейфил я тогда, Свет. Откровенно сдрейфил.
— А кто б не сдрейфил?.. Тебе же четырнадцать было, а не двадцать пять.
— Так я и сейчас сдрейфил, — невесело усмехнулся Сергей каким-то своим мыслям.
— Ты о чем?
— Ну…
— Перестань, — морально поддержала Светлана. — Был бы трусом, так не говорил бы. Да и в СОБР служить не пошел бы… Она тебя использовала, а ты страдаешь… Ты плов-то ешь! Он из баранины — когда остынет, невкусный.
Сергей кивнул, взял вилку, но потом снова поднял на нее взгляд:
— Нет, ты вот скажи! Допустим, тебя мужик домогается. Ну сосед, к примеру… Он тебе на фиг не нужен, и ты ему сто раз об этом говорила, а он все равно пристает. Как ты поступишь?
— Договорюсь с участковым, чтобы отправил на пятнадцать суток. Сразу любовный пыл пропадет.
— Ну да, ты-то договоришься… А… А если все же не отправит? Мол, раз не хулиганит и в квартиру не лезет, то и оснований для вмешательства нет.
— Попрошу кого-нибудь, чтобы потолковали.
— А если некого попросить? К незнакомому человеку с этим ведь не обратишься.
Светлана, прищурившись, внимательно посмотрела на бывшего постового.
— Ах, вот ты о чем… Ну, если хочешь знать мое мнение, то я на месте Марины не стала бы такой огород городить. Какой смысл избавляться от одного мужика, чтобы потом с другим получить еще большие проблемы?
— Правда? — приподнял Сергей брови.
— Я отвечаю только за себя, — грустно усмехнулась Воронова. — Ты встречался с ней? После очной ставки.
— Нет… И пока не знаю, надо ли…
Некоторое время они сидели молча, словно аквариумные рыбы.
Елагин поднялся:
— Я пойду…
— Ты можешь остаться, — тихо сказала Воронова, глядя ему прямо в глаза. — К тому же не допили еще.
Взгляд следователя без намеков говорил, что Сергею лучше остаться.
— Спасибо тебе, Свет… А плитку я на выходных положу. И в парк сходить можно.
Закончив вбивать гвоздь, художник-взрывотехник Репин достал из сумки картину, повесил ее на стену и отошел в сторону. Солома лениво повернулся на жалобно заскрипевшей койке и, критическим взглядом окинув очередное произведение коллеги, задал коварный вопрос:
— Слушай, Пикассо, а ты, вообще, красивое что-нибудь нарисовать можешь? Для души.
— Бутылку, например, — подсказал Быков, нареченный при рождении Алексеем.
— Ну почему сразу бутылку? — поморщился Соломин. — Можно, например, обнаженную женщину.
— А это женщина и есть, — хохотнул Леха. — Просто Пикассо ее так видит.
— С таким зрением в художники идти нельзя. Это неправильно. В каменщики надо, кирпичи класть. Думаю, у него неплохо получится.
— Что б вы понимали в живописи… — вяло парировал Анатолий. — Что темным объяснять…
— Какая ж это живопись? Живопись — это вон… в Третьяковке. А так любой дурак нарисует.
— Вот и попробуй!
Табло с надписью «Тревога», доселе мирно дремавшее над дверью, вдруг ожило, замигало красным
Уже через пять минут автобус СОБРа с зашторенными окнами выехал из ворот базы и полетел по шоссе в сторону центра города.
— Значит, дело такое… — Стоявший в проходе Кленов вынужден был обеими руками удерживаться за спинки кресел, чтобы не упасть. — У нас два заложника. Позавчера были похищены из частной бани. А сегодня женам позвонили и потребовали выкуп, по лимону за тело. Опера подсуетились, велели женщинам ответить, что деньги собраны, и посредника на передаче куклы тихо повязали. И тут же, пока не остыл, задали ему несколько наводящих вопросов. Деятель ситуёвину просек моментально и выложил все как на духу. В том числе и адрес хаты, где сейчас заложники. Говорит, через четверть часа он должен быть там с деньгами.
— А приедем мы, — кровожадно улыбнулся Соломин. — Абыдна, да?
По автобусу пронесся смешок.
— Отставить, мужики! — повысил голос Кленов. — Не до шуток. Сами знаете, какая ситуация у нас. И так по ниточке ходим. Любой прокол может стать для отряда последним. Господа демократы под нас серьезно копают.
— Вот пусть тогда господа демократы на Кавказ сами и ездят, — буркнул кто-то из ребят в ответ. — И заложников освобождают.
— Хорошо, я им передам, — усмехнулся командир.
Он хотел добавить еще что-то относительно серьезности момента, но тут заметил на заднем сиденье Сергея. Тот притулился в углу, явно стараясь занимать как можно меньше места.
— Елагин, а ты почему здесь?!
— А где мне быть, если тревога? — потупился тот.
— Ты — временно отстранен. К тому же твое оружие сейчас на экспертизе. Поэтому в любом случае останешься в автобусе. Это приказ!
Кленов развернулся и направился в переднюю часть салона, на свое место.
Сергей с тоской посмотрел в окно. Сколько надежд он связывал с этим переходом в отряд, думал, начнется настоящая жизнь, настоящая работа, и на тебе… Будто прокаженный. Хотя мужики его, конечно, понимают. Как там Голикова из кладовой сказала? «Здесь у каждого, почитай, свой скелет в шкафу припрятан…» Наверное, так оно и есть, но ему-то от этого не легче. И сам под статьей оказался, и отряд подвел, причем в самый свой первый рабочий день. Хорошее начало службы — залог карьеры…
Еще некоторое время он молча обозревал мелькавшие за окном дома, а потом вдруг поднялся и, придерживаясь за спинки сидений, направился прямо к Кленову.
— Иван Николаевич!
— Приказ не отменю, — покачал тот головой, но, тем не менее, чуть подвинулся.
— Я не об этом… — Сергей присел рядом. — Я о заложниках.
— Ну?
— Я так думаю, что в милиции приняли не одну, а две заявы. От каждой жены. Формально ведь похищено два человека, и родственниками они не являются. Потом материалы, разумеется, объединят, но завтра в городскую сводку из района пойдет не одна срубленная палка, а две.