Конвейер ГПУ
Шрифт:
– Ты, прохвост, хотел нарочно сорвать мне голос, ну, а я уже постараюсь перервать твой козлетон навсегда.
Не знаю, обвинялся ли он еще в чем-либо, но достаточно было и такого «жуткого преступления», как умышленный срыв голоса этой начинающей знаменитости.
Конец старичка мне неизвестен. Однажды, избитого до потери сознания, его унесли. Высокие ноты боли и отчаяния умолкли.
Среди допрашиваемых находился один почтовый служащий. На все избиения он неуклонно реагировал едкими репликами по адресу следователей.
Кто только на
Стоя в кандалах на коленях с поднятыми вверх руками, он, как правило, не обращая внимания на побои и ругань, преспокойно садился на пол и опускал руки.
Взбешенный следователь немедленно подбегал, и удары один за другим сыпались на голову несчастного. Но последний упорно не желал придать своему телу требуемую позу и продолжал сидеть.
На бессильные уже крики следователя стоять как следует, – спокойно и неизменно отвечал:
– Тоже герои. Несколько человек с револьверами бьете одного со связанными руками.
– Эй, вы, храбрецы, попробуйте снять с меня наручники, тогда посмотрим.
Был он небольшого роста, но кряжистый, плотно скроенный человек, и чувствовалось, что при другой обстановке он разбросал бы этих дегенератов, как щенят.
Окончательно взбешенный следователь кричит старшему на конвейере арестанту – еврею:
– Рывкин, дай ты ему хорошенько по морде, чтобы он наконец заткнул глотку. Мне надоело пачкать руки об этого сумасшедшего.
В последнем следователь был прав. Его преступник действительно нуждался более в психиатрической помощи, чем в физическом воздействии. Но эта деталь никого из стражей правосудия не интересовала.
Старший но конвейеру арестант Рывкин пользовался особыми привилегиями. Его не били. Последний усердно выполнял задания следователей, в результате чего были арестованы десятки невинных людей.
Этот трусливый подхалим с готовностью направился к своей жертве и занес кулак для улара. Но в ту же секунду измученный физически и психически ненормальный человек вскочил на ноги и, несмотря на скованные руки, со всей силой ударил Рывкина в лицо. Вероятно даже истязания не отняли у него врожденной крепости мускулов, так как тщедушная фигура иудея отлетела метра на два и с окровавленной мордой упала на стол к следователю.
Произошло это так молниеносно и неожиданно, что растерялся даже дежурный страж. Затем последний мгновенно выбежал в коридор, и через несколько секунд вбежавшие человек десять следователей начали уже не пытку, а убийство больного человека с кандалами на руках. Когда человеческое тело представляло уже бесформенную массу, озверевшие храбрецы немного успокоились.
Грозящая опасность миновала. Не требовался больше и врач психиатр. Вошедшие надзирателя вынесли тело строптивого упрямца.
Стоящие по углям в различных позах преступники робко переглянулись и без всякой команды болев четко вытянули поднятые вверх руки – или от охватившего их ужаса, или же призывая Высшее Существо к возмездию над палачами.
Физически
Но были преступники, также не совершившие никаких злодеяний, по перед ужасом пыток очень быстро сочинявшие требуемое признание. Следователи активно помогали им в редактировании показаний. Да и самые сочинения не отличались особой сложностью. Последние должны были содержать искреннее признание с обязательным указанием фамилии завербовавшего и длинным списком совращенных уже тобою граждан.
Иногда, не стесняясь нашим присутствием, следователь, подойдя к пишущему, заявлял:
– Чем больше укажешь тобой завербованных, тем лучше, но не менее пяти человек.
Подчас и сам указывал фамилию человека, который по каким то особым соображениям должен был быть в списке последних. Все это проделывалось с открытым цинизмом, и число арестованных с каждым днем росло.
Один туркмен рассказал позже, что он вынужден был завербовать всех своих знакомых, живущих с ним по одной улице. Но следователь настойчиво требовал еще. Не имея уже в памяти никого, он с грустью в голосе произнес:
– Пришлось указать на последнего – мужа своей дочери.
Некоторые на конвейере находились не более суток. Подписав показание, полное раскаяния в несовершенных преступлениях, с указанием завербованных, они уводились обратно в тюрьму. На другой день завербованные ими шпионы занимали место ушедших и также быстро исчезали, оставив список новых врагов народа, ходящих еще на воле.
Конвейер и тюрьма переполнялись. Геометрическая прогрессия дошла до головокружительных цифр. Увеличивался штат следователей. Срочно отстраивалась новая советская тюрьма. В ней мне позже пришлось просидеть пять месяцев в одиночке.
Великие лозунги претворялись в жизнь скоростными методами.
– «Тюрьмы и церкви сравняем с землей», – гласило одно из мудрых изречений.
От церквей действительно ничего не осталось, но зато старые царские тюрьмы не могли вместить всех верноподданных «родного папаши».
Здесь его щедрость была поистине отеческой. Новые тюрьмы украшали мрачными фасадами социалистическое строительство Советского Союза.
Но, о ужас! И этого скоростного строительства оказывалось недостаточно. Враги с каждым днем росли, как грибы.
И, наконец, «мудрый отец» в своем Гениальном предвидении почувствовал, что в недалеком будущем при взятых темпах очередь, вероятно, придет и за ним.
Врагов народа и просто ходящих на свободе людей оставалось совсем маловато.
Как всегда, «мудрость папаши» и здесь осталась непогрешимой, – козлом же отпущения сделался никчемный подставной болванчик – нарком НКВД – Г.П.У. – Ежов.
Правда, последний считался в свое время правой рукой «великого вождя народов». Но, как видно, лучше уж отрубить свою правую руку и сохранить мудрую голову на счастье потомству.