Координатор
Шрифт:
— Самая маленькая степень Силы, — первый за всё время мать улыбнулась. — Как раз, чтобы видеть ауру и самую капельку подправлять её. Для начинающих наркоманов, жён, разлюбивших мужей, людей разуверившихся в жизни — этого хватало. Но…
Елизавета Сергеевна всхлипнула вдруг и сухо разрыдалась. Андрей бросил к кулеру, налил воды, прибежал обратно и напоил мать, осторожно придерживая её голову.
Андрей смотрел на мать и не верил своим глазам. Она плакала. Нет, как мать она конечно могла заплакать и если поднапрячься, то можно было бы вспомнить парочку моментов, когда мать ревела. Но вот чтобы вот
Это было не так. Андрей воочию видел это и ему было стыдно за слёзы матери. Хоть и были это благодатные слёзы, которые очищают и продвигают человека вперёд на пути совершенствования и осознания себя. Всё равно было стыдно. Так чувствует себя любой мужчины, вынудивший женщину заплакать.
Андрей стоял и не мог пошевелиться. Он вспоминал основные заповеди Божьи и понимал, что одну из них точно нарушил. И от того вероятно в груди это мерзкое чувство. Будто выстрелил в тень, а она оказалась самим тобой и ты скорчился от неимоверной боли. Почитай отца и мать твою. Как верно это сказано. Ведь и правда, Андрей чувствовал сейчас себя человеком летевшим вниз с ветви, которую сам же и подпилил.
Но не я сам это сделал, — пришла вдруг спасительная мысль. — У нас никогда бы с матерью не дошло бы до такого. Это Ким…
О нет, только не это! Долой такие мысли. Как только начнёшь валить всю вину на ближних, считай ты пропал. Сатана, лукавый он такие мысли на хлеб намазывает, как масло, и грешников поверх кладёт, чтобы сожрать. Только не это! Лучше признаться, лучше покаяться…
Прости, Господи меня грешного. Прости, что мать оскорбил, заставил плакать. Слёзы стариков, женщин и детей — святые слёзы. А может быть и мужские слёзы тоже, — думал сбивчиво Андрей, успокаивая мать, поглаживая её по жёстким седым волосам, невольно сравнивая их с волосами Насти и Кати. Прости, Господи…
Всё хватит, — думал Андрей, — Шестьдесят лет это уже не шутки! В лучшем, в самом лучшем случае — ещё десять лет. И всё. Матери не станет.
Нужно беречь её. Нужно беречь всех, кто рядом. И Аркашу нужно было беречь, протянуть ему руку помощи, а не обливать, как из ведра холодной водой, презрением…
— Мама, нужно прекращать это всё…
Мать достала из кармана платочек с вышитым масонским знаком, вытерла слёзы.
— Аркаше я не смогла помочь! И этому мальчику тоже! Я старалась, правда! Все эти молнии, ахи, вздохи из динамиков под шубой… Всё это ерунда на постном масле… Я пыталась выправить их ауру. Но начальник Аркаши!.. Судя по его биополю, он и не человек, понимаешь? Если бы у человека в венах текла кровь зверя, разве был бы он человеком? Это Ким убил Гришу и твоего брата, Андрей. Сначала он поставил на них печать жертвы, а потом убил. Всё было бесполезно. Врачи не спасли бы Гришу…
— Мама, я не хочу больше говорить на эту тему, — Андрей покачал головой. Так далеко от Бога он никогда за последнее время не был. Он зашёл слишком далеко. Прости Господи. Помилуй мя грешного и недостойного… — думал он про себя непрерывно, а вслух сказал. — Я думаю, там были совсем другие причины… Мама, делай что хочешь, но никогда…
— Стоп! — Елизавета Сергеевна остановила слова сына властным
— Что это значит, мама? — изумился Андрей.
— Я закрываю салон. Я сегодня работала последний день. Нет больше «госпожи Елизаветы», — сказала Елизавета Сергеевна и суетливо забегала по салону, собирая вещи, перекладывая с места на место… — Ты победил, сынок. Твоя взяла…
— Мам, я рад, — сказал Андрей.
Он ошеломлённо наблюдал, как мать открыла дверь и повесила табличку «Закрыто» поверх расписания работы «салона госпожи Елизаветы».
Когда Елизавета Сергеевна шла обратно, на глазах у неё блестели слёзы, но выражение лица было, как у человека, избавившегося от непосильной ноши.
9
Андрей выкурил две сигареты, прежде чем загнать машину в гараж. Он знал, что при желании, Анастасия могла увидеть его из кухонного окна. Андрей был задумчив сейчас, как висельник на утро перед казнью. Возможно, Настя даже спросила бы, почему между тем временем, когда он подъезжал к воротам дома и тем, как он загонял «Дэу» в гараж стало проходить от десяти до пятнадцати минут. Андрей курил и размышлял, чтобы он мог ответить на это жене…
Обыкновенная задумчивость, пришедшая как седина на висках вместе с возрастом. Глубокомыслие? И хотел бы относится ко всему проще, но не получается. Всё кажется слишком серьёзным.
Но почему раньше, ты, не задумываясь, плыл по жизни, засыпал и просыпался, не думая…
О чём не думая?
О смерти.
До поры до времени, она походит на соседа, переехавшего в свободную квартиру по соседству с вами. Живёт себе там, живёт. Здоровается, когда вы встречаетесь на лестничной клетке. Иногда вы даже спускаетесь вдвоём на лифте. Тогда вам становится неуютно и неосознанно хочется выскочить и помчаться к подъездной двери первым, обогнав странного соседа…
В какой-то момент этот сосед перестаёт с вами здороваться. Это не слишком настораживает вас. Вы встречаетесь на лестничной клетке и опускаете глаза вниз, завидев его. И вот в одну из совместных поездок на лифте, заглядываете соседу в глаза…
А там сумасшествие.
И вы понимаете, что пока вы жили, развивались, растили детей в своей квартире… Одинокий сосед всё это время тихо сходил с ума.
Потом звонок этого соседа в вашу дверь повергнет вас в шок.
Для Андрея этим звоночком стала смерть Аркаши. Смерть Гриши — ещё один звонок. На этот раз к дальним соседям…
Андрей больше не чувствовал себя в безопасности. Нечто, маячившее на морском горизонте «Летучим Голландцем» пришвартовалось к пристани его жизни. Призраки матросы стали сходить на берег…
Андрей загнал «Дэу» в гараж и забежал в дом. Снег шёл крупный и плотный, как гранулы пенопласта. Он залетал за шиворот и долго там не таял.
В коридоре пахло пирогом, из детской доносилась современная не известная Андрею, но на удивление позитивная музыка. Катя выскочила из комнаты с цветастой коробкой и перебежала коридор, сверкая длинными ногами, как молоденькая лань. Она помахала рукой отцу. Андрей улыбнулся в ответ, снял ботинки и поставил их сушиться на батарею.
По мере продвижения к кухне, в рту его выделялась слюна, а живот начал урчать.