Копье милосердия
Шрифт:
В углу зашевелился помощник «трибунала» — палач, он зашуршал кочережкой, и уголья в жаровне загорелись ярче. О, только не это! — мысленно взмолился Глеб и быстро ответил:
— Ах, да-да-да… Как же, припоминаю, припоминаю. Приходил он к нам как-то… Удивительно компанейский человек. Но я с ним не общался. Он навещал моего отца. Они когда-то были приятелями. А что случилось?
— Где сейчас доктор Ганович? — В голосе «инквизитора» прозвучали совсем уж зловещие нотки.
— Вам ответить честно?
— Другой
— Отвечаю: не имею понятия.
— Вы лжете!
— Вот вам крест! — Глеб перекрестился; при этом тонкие губы «инквизитора» покривились в холодной змеиной ухмылке. — Неужели вы считаете, что уважаемый заграничный пан доктор преклонных лет должен докладывать какому-то практически незнакомому пацану (я видел его впервые) о своих планах. Бред!
— Ладно, поставим вопрос по-иному: куда отправились ваш отец и доктор Ганович?
Опа! В голове щелкнул переключатель и несколько потускневшее от переживаний сознание вдруг осветилось так ярко, словно рядом взорвалась ядерная бомба. Копье Лонгина! Эти комедианты ищут не столько пана доктора, сколько Копье Милосердия, как назвал его отец! Ах ты, мать честная… Куда же это батя опять впутался? Но надо же что-то отвечать…
— Если я сейчас скажу, что понятия не имею, вы не поверите мне…
— Естественно, — подтвердил «инквизитор».
— А я таки скажу. Гад буду! Век воли не видать! По-моему, этими словами клянутся такие конкретные пацаны, как ваши помощники.
Здоровила, стерегший Глеба, под гневным взглядом «инквизитора» поспешно убрал свою украшенную зэковскими наколками лапищу с плеча Тихомирова-младшего. Глеб вздохнул свободней и наконец расправил плечи.
— Значит, по-доброму с вами не договоримся, — скверная ухмылочка снова зазмеилась на бледных губах безликого фанатика.
А что он имеет дело с фанатиками, Глеб уже совершенно не сомневался. Ему приходилось встречаться с таким типом людей. Очень нехорошие люди — это Глеб точно знал. Но еще хуже то, что «инквизитор» разговаривал с едва уловимым иностранным акцентом. И этот акцент явно не имел никакого отношения к прибалтийскому говору. Это открытие совсем не добавляло Глебу уверенности в благополучном исходе его нечаянной одиссеи.
— Что ж, тогда пожалуйте на ложе для упрямцев, — продолжил «инквизитор» и кивком головы отдал приказание двум «шестеркам».
При этом большая часть его лица осветилась почти до глаз, и Глеб заметил, что нос «инквизитора» пересекает длинный тонкий шрам. Но тут же ему стало не до смотрин. Его крепко схватили за руки и ноги и уложили на дыбу. Она была «цивилизованной» — западноевропейского типа. Это Глеб отметил сразу, едва увидел столь распространенное в свое время орудие пыток. Дыба представляла собой деревянное ложе — широкую толстую доску — с валиками на обоих концах. На них разнонаправленно наматывались веревки, растягивая тело и разрывая
В момент ослабления веревок подвергнутый пыткам человек испытывал такую же ужасную боль, как и в момент их натяжения. Иногда дыба снабжалась специальными валиками, утыканными шипами, которые разрывали тело жертвы. Глеб с некоторым облегчением успел отметить, что шипы на дыбе «цивилизованных» европейцев отсутствуют. Однако в следующий момент его охватил прямо-таки мистический ужас: неужели Альфред прав и появление в доме Тихомировых призрака Несвижского замка не в черном платье, а в богатом королевском одеянии сулит Глебу смерть на дыбе?! От этого неожиданного прозрения он едва не потерял сознание.
Тем временем помощники «трибунала» быстро и ловко раздели Глеба и распяли его, привязав веревки к запястьям и лодыжкам, что предполагало наличие определенной сноровки.
— Что вы делаете?! — наконец хрипло выкрикнул Глеб, ошеломленный грубыми действиями и стремительностью своих палачей.
— Пытаемся установить истину, — по-прежнему ровным, бесцветным голосом ответил главный «инквизитор».
— Снимите меня отсюда! Я готов на коленях поклясться, что ничего не знаю о пане докторе! Землю готов есть!
— Это все будет потом… когда вы поймете, что с вами не шутят.
— Я уже понял! Честное слово! Клянусь! Если бы я хоть что-то знал…
— Начинайте, — брезгливо поморщившись, коротко бросил «инквизитор».
Заскрипел ворот и веревки натянулись. Боли пока не было, но Глеб все равно заорал. Его вдруг осенила гениальная, как он решил, мысль.
— Стойте! — крикнул он. — Я вспомнил!
Палачи прекратили вертеть ворот и тупо уставились на своего хозяина.
— Продолжайте, — неумолимо сказал главный «инквизитор».
«Вот сволочь! — мелькнула в голове Глеба мысль, навеянная отчаянием. — Все просекает… Знает, что дыба еще не заработала, как должно. Ему нужна боль. Садист гребаный!».
Ворот снова издал противный скрип. Манжеты на руках и ногах, к которым привязали веревки, больно сжали тело. А затем началось вытягивание. Сначала появилась глухая боль, и Глеб замычал, но спустя секунду-две она стала резкой, всепоглощающей. Глебу показалось, что рвутся мышцы и сухожилия. Он издал даже не крик, а вселенский вопль, как ему показалось.
— А-а-а!!! Стойте, паскудники!!! Я все скажу!
На этот раз глава «трибунала» смилостивился. Он дал знак и веревки ослабли.
— Я слушаю, — сказал он с неприкрытой угрозой.
«Да понял я, понял, что если тебе не понравятся мои откровения, то мне хана…» — подумал Глеб.
— Маршрут пана доктора занесен в компьютер отца, который находится в его кабинете в нашем доме, — сказал Глеб. — Но я честно признался — мне они не докладывали, куда поедут. На сей счет я не имею ни малейшего понятия.