Копи царицы Савской
Шрифт:
– Санта!.. Санта!.. – безуспешно звала она великана-слугу. – Помогите же кто-нибудь!.. Эй!.. Помогите-е-е!..
– Не... кричи... – из последних сил вымолвил карлик.– Я хочу помочь тебе!
– Ты... согласна... это... сделать?..
– Да! Да! Говори, что нужно! Где телефон?
Уголки его бледных губ дрогнули, складка на лбу разгладилась.
– Помни... ты... дала... согласие...
– Господи! Говори скорее, где Санта? Где телефон? Как мне выйти отсюда?
– Приложи... свою ладонь... к моей...
Его пальцы показались ей
Медные кувшины зашевелились, зазвенели на своих постаментах. Адский пес Цербер не спускал с нее красных, как тлеющие угольки, глаз. Что-то с грохотом упало. Картина, изображающая Соломона и царицу Савскую, оборвалась и свалилась на пол, рама раскололась. Глорию обуял суеверный ужас. Она попробовала высвободить руку, но умирающий, крепко вцепившись пальцами, не отпускал ее. Слишком крепкая хватка для его состояния...
Глория вскрикнула от боли и страха. На ум пришел «сердечный приступ» у водителя черного внедорожника. Опять ее завлекли в западню! Она заплакала, тихо подвывая; ее била мелкая дрожь. Стало холодно, как будто мастерская наполнилась зимним воздухом. Наверное, она потеряла сознание – на пару минут, – а когда пришла в себя... все было кончено.
Она отдернула руку и, содрогаясь, вскочила с дивана. Ее больше никто не удерживал. Хозяин дома лежал на спине неподвижно и безмолвно, краски жизни покидали его лицо...
– А-а-а!.. А-а-а!..
Глория с воплем кинулась к двери, подергала и забарабанила кулаками по толстому деревянному полотну. Удары получились глухими и тонули в жуткой тишине.
– А-а-а!.. Санта!.. Откройте!.. Выпустите меня!..
Она стучала, не ощущая боли, пока не сбила в кровь руки. Это ее отрезвило и заставило вспомнить о долге врача. Может, Агафон еще нуждается в помощи, а она...
Вернувшись к дивану, Глория наклонилась над телом карлика – он, несомненно, был мертв. Ни дыхания, ни пульса, бледные кожные покровы, заострившийся нос... Профиль покойника был достоин того, чтобы его выбивали на монетах и вырезали на камеях, – четкий, классически правильный, словно у спящего греческого бога. А на туловище лучше не смотреть.
– Я больше ему не нужна! – прошептала Глория, оглядываясь в поисках телефона.
Вдруг где-нибудь в ящиках стола или среди книг на полках обнаружится заряженный мобильник? Судя по телевизору в ее комнате, Агафон не чурался современной техники. Она осторожно, затаив дыхание, обошла мастерскую. Чего здесь только не было! Кипы бумаг, испещренных какими-то расчетами и буквами неизвестных ей алфавитов, реторты с разными жидкостями, фигурки всевозможных божеств... Похоже, усопший исповедовал все существующие в мире религии. Коробки с засушенными травами, минералы, раковины, коллекция монет... Глория не разбиралась в нумизматике, однако умела интуитивно
Она натыкалась на разные предметы, о назначении которых не имела понятия. Телефон ей так и не попался. Мраморные бюсты великих философов наблюдали за ней выпуклыми белыми глазницами. Медные кувшины «с джиннами» пугали ее. Казалось, вот-вот из узкого горлышка появится сначала дымок, а затем и грозный обитатель. Хозяин-то умер – к кому теперь перейдут джинны?
– Глупо... как глупо...
Случившееся походило на дикий, идиотский розыгрыш. Хозяин мастерской вот-вот встанет, лукаво подмигнет ей и расхохочется, довольный произведенным впечатлением. Но тот не вставал.
Глория старалась не поворачиваться в сторону страшного дивана с застывшим на нем телом, не думать, что находится один на один с покойником. Как врач она констатировала смерть Агафона, а как человек... продолжала ощущать его присутствие. Он будто бы смотрел на нее и потешался над ее страхом. Она все еще оставалась его пленницей. Даже мертвый, он сохранял власть над ней...
Глава 13
Колбин торопливо жевал бутерброд, запивая сваренным секретаршей кофе.
– Отвратительное пойло, – кривился он. – Надо гнать эту девицу! Купил отличные зерна, дорогую кофеварку, а она умудряется все испортить.
У него было скверно на душе. Доходный проект пущен насмарку, дела стоят. Зебрович из-за жены как будто слегка тронулся умом. Ходит сам не свой, глаза воспаленные, мутные... Но в милицию идти категорически отказывается.
«Подождем еще сутки! Глория жива... я чувствую... Главное – не погубить ее!»
«Жива, жива, – кивал заместитель скрепя сердце. – А что, если мы время упустим?»
«Это моя жена! Мне и решать!»
Кто бы стал спорить? Колбин с утра вызвал Лаврова для доклада. Тот ничем не порадовал.
– Все, Петр Ильич! Тупик...
– Спекся, Рома?
– Выше головы не прыгнешь... Надо спецов привлекать. Пока не поздно.
Колбин постукивал пальцами по столу, ощущая во рту неприятную горечь. То ли печень разыгралась, то ли кофейные зерна оказались пережаренными... Тьфу! День сегодня не заладился.
У начальника охраны запищал в кармане сотовый.
– Извините... – Лавров встал и отошел к окну. – Что?.. Как уехал? Куда?.. О, черт!.. После чего?.. Ему позвонили?.. Не знаешь?.. Дармоеды! – выругался он, ловя себя на том, что подражает боссу. – Кретины!
– Кто уехал? Анатолий?! Куда?
«На кудыкину гору!» – мысленно ответил он Колбину. А вслух произнес:
– Я побежал, Петр Ильич... Надо его догнать. Мало ли что ему в голову взбредет? Мои парни думают, ему позвонили насчет жены. Он сорвался, сел в машину и был таков! Приказал за ним не следить.