Коплан открывает огонь

Кенни Поль

— Я не знаю, — пробормотала она. — Товар поступил большой партией, расцветка ткани одинакова на всех.

— Тем хуже. Итак, это был мужчина или женщина?

— Да, у меня хорошая память... Это был высокий брюнет, загорелый, с благородной внешностью, очень любезный. Он купил много вещей, например зонтик от солнца... Я даже удивилась — в ноябре...

— Сколько лет вы бы ему дали? — перебил инспектор.

— Тридцать... тридцать три, где-то так. Он принялся записывать в блокнот:

— Значит, брюнет... Усы?

Очки?

— Нет. Мужчина как все.

— Опишите мне форму его лица... Круглое, овальное или квадратное?

В конце концов Лабурден сумел получить относительно точное описание незнакомца, дополненное деталями об его одежде. Женщины обращают внимание главным образом на одежду.

Перечитав, инспектор посмотрел на девушку.

— Этот мужчина сделал у вас много больших покупок, он унес все сразу?

— Разумеется, нет! — уверенно воскликнула она. — Он велел отвезти их к себе домой...

Лабурден почувствовал разочарование. Этот тип не мог быть «его» клиентом. Убийца не совершил бы такой ошибки.

— Ну что ж, давайте адрес, — вздохнул он.

— Книжка с корешками квитанций в кассе...

Они поднялись. Полицейскому пришлось отвлечь от ее обязанностей кассиршу, утверждавшую, что для того, чтобы она и продавщица нашли адрес, ей требуется разрешение директора.

На корешке квитанции значилось:

М-р Сансини, шоссе Нанси, дом 382.

— Он говорил с иностранным акцентом? — осведомился инспектор, переписывая адрес.

— О да! Даже с сильным. С английским акцентом...

Выйдя из универмага, агент ДНТ счел разумным сообщить о результатах комиссару Жаклену, прежде чем продолжить поиски.

В документах ЗАГСов не значился ни один Сансини. В полиции, занимающейся иностранцами, была карточка на такое имя, но человек, носящий его, покинул страну за две недели до покупки стула, проживал он в гостинице «Метрополь» на вокзальной площади. Кроме того, не совпадало описание.

Жаклен отправил двух своих людей по адресу, выясненному Лабурденом. Возможно, делая покупку, человек назвал чужую фамилию, но наверняка дал точный адрес, по которому должны были доставить вещи.

На звонок никто не ответил. Дом — двухэтажный кирпичный коттедж — казался нежилым: занавески задернуты, почтовый ящик забит газетами, окна подвала и фрамуги грязные.

Один из инспекторов остался наблюдать за домом, а другой отправился с докладом к комиссару. Тот занялся установлением личности домовладельца. Поиски вывели его на пенсионера, живущего в центре города, в двух шагах от собора Богоматери.

Короткая беседа со стариком окончательно убедила комиссара, что он держит в руках серьезную, если не основную, нить: три месяца назад коттедж был сдан внаем человеку, не имевшему ничего общего с описанным продавщицей универмага, но походившего как две капли воды на Жака Легреля!

После

подписания договора и получения платы за три месяца пенсионер больше не интересовался домом, а Легрель дважды навещал его, чтобы сообщить, что его переезд задерживается.

Сделав вывод, что дом служил пристанищем для неизвестных и что те срочно выехали после убийства подставного лица, комиссар решил наведаться в дом.

Вместе с инспектором они взломали замок на входной двери, вошли внутрь. Электричество не было отключено. Это облегчило осмотр, и они быстро установили, что здесь жили по меньшей мере два человека.

Методический обыск всех комнат дал полиции интересные документы.

Один из них яростно атаковал феодализировавшихся московских коммунистов, критиковал их оппортунизм, «рабское» соглашательство на мирное сосуществование и энергично защищал правоту доктрины, созданной Мао-Цзэдуном.

Имелись и другие брошюры того же направления и связка листовок, излагавших программу действий прокитайски настроенных коммунистов. Среди приказов на видном месте находился следующий: «Необходимо всеми имеющимися способами мешать коммерческим связям Запада и СССР».

Автор открыто призывал к саботажу на предприятиях, производящих оборудование для Советского Союза, к забастовкам докеров, осуществляющих погрузки, и — верх макиавеллизма — к «поддержке правых организаций, выступающих против поставок в страны — члены СЭВ».

Читая это, Жаклен отрывисто рассмеялся. Теперь он понял, откуда черпали вдохновение саботажники!

Было еще одно доказательство, правда, негативное, роли, сыгранной обитателями коттеджа в убийстве Легреля: все товары, купленные мнимым Сансини в универмаге, лежали на месте, кроме складного стула...

Однако Жаклен не смог составить четкого представления о террористах: они не оставили никакого предмета, ни одного документа, который позволил бы полиции определить их обычное место жительства.

Комиссар и его подчиненный попытались, без особой надежды, снять отпечатки пальцев. Они нашли несколько следов на дверных ручках и оконных форточках.

Два часа спустя Жаклен поделился своими открытиями с Копланом. Тот попросил сделать ему фотокопии документов и в начале ночи выехал в Париж.

Когда Коплан вошел в кабинет, Старик убирал папки в металлический сейф. Он распрямился, и трубка, зажатая в мощных челюстях, нацелилась на вошедшего. В его серых глазах мелькнул огонек интереса.

— Я ждал вас вчера, — произнес он, не разжимая зубов и с картонными папками в руках.

— Пока я был в Меце, произошло новое событие, — ответил Коплан. — Оно, несомненно, вытянет следствие из болота.

Старик медленно положил папки на угол стола, вытащил изо рта трубку.

— На Ке д'Орсей теряют терпение. Вы не привезли более конкретных доказательств?