Коплан сеет панику
Шрифт:
Коплан, боявшийся, что его выставят за дверь, с трудом поборол свое волнение. Он поставил стакан на столик, бросил на Фредрика вопросительный взгляд.
— Не пить много... Особо не утомляться, — перевел тот с печальной усмешкой.
Болезненная гримаса исказила его лицо, но он быстро взял себя в руки.
— Несколько месяцев Скоглунд меня ненавязчиво зондировал... Сначала я спрашивал себя, не работает ли он на шведскую контрразведку. От одного нашего информатора, занимающего высокий пост в этой службе, я узнал, что это не так... Тогда я поощрил Скоглунда. Наконец он сделал мне
— Я завоевал доверие Скоглунда, — продолжал он шепотом. — Я не понимал его мотивов. Однажды он мне открыл, что собирает данные для исследования об опасностях, которым подвергается население из-за увеличения числа атомных станций. Сверхсекретное исследование, по его словам, ведет всемирная организация общественного здравоохранения. Он мне сказал, что работы уже далеко продвинулись во Франции и СССР и что добровольные информаторы во все возрастающем количестве сотрудничают с этой организацией.
— Я начинаю понимать, — сказал Коплан, чтобы дать раненому небольшую передышку. — Это могло казаться допустимым до того момента, когда вас пытались убить.
Фредрик кивнул:
— Поэтому я не посылал рапортов о тревоге... Я надеялся выяснить проблему собственными силами.
Коплан понял. Роль, которую Энгельбрект играл для Советов, вырисовывалась четко: он не поставлял им научные сведения — в этом они не нуждались, — а информировал о материалах, которые шведам приходилось закупать для своих станций за границей и которые русские могли им поставлять по более низким ценам. Торговое соперничество Восток — Запад. Так что инженер не должен был испытывать угрызений совести, удовлетворяя любопытство Ингвара Скоглунда.
— Вы передали Скоглунду план, который он у вас просил? — спросил Франсис.
— Документ — нет, — проговорил Фредрик. — Никогда. Я просто дал ему устные указания, позволяющие нарисовать набросок. При каждой встрече я сообщал ему новые детали.
— Возможно, вы сообщили все, в чем он нуждался? А после, так как вы становились ненужным...
— Как знать? — вздохнул Энгельбрект. — Теперь вам играть.
Коплан наклонился к нему.
— Я посоветовал вашей супруге покинуть Стокгольм, — заявил он тоном, полным заботы. — Ей может угрожать опасность, когда узнают, что вы не умерли.
Веки инженера поднялись.
— Правда, я об этом еще не думал... Да, она должна уехать. В Финляндию, например... У нас там родственники.
— Скажите ей это, — настаивал Франсис. — А вы что намерены делать, когда выйдете отсюда?
— Остаться. Они не будут повторять. А потом, полагаю, что за них возьмутся всерьез.
— Будьте спокойны...
С этими словами Коплан встал. Он хотел проститься с Фредриком, но дверь открылась, и вошел мужчина в белом халате. За ним следовал другой, в твидовом пальто, державший в пальцах фетровую шляпу.
Последней в палату вошла медсестра.
Врач обменялся одной или двумя фразами с сопровождавшим его штатским, потом обратился к раненому, тогда как другой посетитель
Франсис понял, что он лишний, тем более что в разговоре доктора он различил слово, звучавшее близко к «полиция».
Он по-английски пожелал Энгельбректу скорого выздоровления, простился с присутствующими и вышел.
Глава 4
На следующий день, оказавшись в Скансене — юго-восточном районе столицы, — Коплан сожалел о том, что указания Энгельбректа не были достаточно конкретны.
«Перед музеем...» — сказал тот, указывая место своей встречи с Ингваром Скоглундом. Сложность заключалась в том, что их было три на расстоянии примерно в двести метров. Во-первых, Северный музей, большое здание которого тянулось вдоль красивого проспекта. Чуть дальше — Биологический музей, посвященный скандинавской и лапландской фауне. И наконец, в огромном саду Музей под открытым небом, где воссозданы в естественном окружении старые дома, фермы, церкви и мастерские Швеции былых времен.
Инженер, несомненно, не подумал уточнить место, потому что в его глазах Скансен был главным образом фольклорным парком, который летом посещает очень много народа. Но Коплан не мог доверяться этому чувству и решил ходить от одного музея к другому, чтобы быть уверенным, что не пропустит Скоглунда, если тот придет в назначенный час.
У Франсиса было время обдумать откровения Фредрика и сделать из них выводы, но он не мог объяснить удовлетворительным образом нападение, совершенное на советского шпиона, так же как и направленные против Некрасова, поскольку теперь он не сомневался в правдивости танцора.
Пытались ли их убить только потому, что они работали на русскую секретную службу? Или потому, что один из них передал другому информацию, важность которой не понимал ни один, ни другой?
Мысленно рассуждая сам с собой, Франсис шагал по проспекту, не переставая смотреть по сторонам.
Дождя не было, но, поскольку температура опустилась на несколько градусов, это позволяло ожидать первого снегопада. Видимость, к счастью, была хорошей, движение машин умеренным.
Коплан взглянул на часы, когда начал третий рейс между двумя крайними точками. Встреча должна была состояться шесть минут назад, однако он не ослаблял внимания и продолжал рассматривать прохожих.
Несколько раз ему казалось, что он узнал Скоглунда, но всякий раз был вынужден признать, что ошибся.
Через десять минут Коплан начал терять терпение. Он понимал, что после такого опоздания Скоглунд не появится.
Для очистки совести он предпринял последний заход, рассматривая теперь такси, останавливающиеся перед одним из музеев, и заглядывая внутрь стоящих машин.
В половине четвертого ему надоело. Он вернулся в светло-желтый «опель», стоявший в тупике (он выходил на причал), и сказал троим мужчинам, сидевшим в нем:
— Сорвалось, ребята. Надо будет взяться с другого конца. Тип не подал признаков жизни.
Разочарованные, сотрудники французского военного атташе немного поворчали, потому что перспектива выдать себя за шведских полицейских их не сильно забавляла.