Коплан возвращается издалека
Шрифт:
Старик воздел руки к небу:
Какая заботливость, дружище Коплан! Вы воистину неподражаемы в роли опекуна!
— Ладно. Я ничего не говорил.
— Говорили, и притом глупости! — поднажал Старик. — Делом Кониатиса интересуется министр, и мне недостает какой-то мелочи, чтобы в нем разобраться. Моя пешка разгуливает по шахматной доске совершенно свободно, так не станете же вы воображать, что я отведу ее назад и начну партию сначала?
— Я ничего не говорил! — уперся Коплан. — И готов повторить, что не несу ответственности за решение Службы.
Выражение лица Старика изменилось.
— Если я правильно понял, Коплан, вы желаете выйти сухим из воды? Намекаете на мою ответственность? А я могу напомнить вам о вашей. Если вы считаете, что мадемуазель Фаллэн выполняет задание, сопряженное с опасностями, то примите меры! Я никогда не требовал, чтобы она работала на свой страх и риск.
Коплан пожал плечами. Его дурное расположение улетучилось.
— Две недели назад, — заговорил он, — вы поручили моим заботам эту юную особу, уточнив, что она для вас кое-что да значит. Я впервые выступил в качестве крестного и попытался оправдать ваше доверие. К сегодняшнему дню у меня сложилось ощущение, что ситуация изменилась, а моя подопечная еще не готова во всеоружии встретить испытания, которые я предвижу. Разве не естественно, что своими сомнениями я делюсь с вами? Заметьте, я пекусь не только о собственной безопасности. Я думаю и о Службе. Моник, учитывая отсутствие опыта, может, не желая того и даже не подозревая об этом, причинить нам немалый ущерб.
— Вы полагаете, что я не разделяю ваши чувства? удрученно проскрипел Старик. — Но требования Службы — прежде всего. Я готов оказать вам любую помощь. Можете привлечь Фондана, Леге, Сюзи Лорелли и даже других сотрудников, если сочтете нужным. Но дело Кониатиса должно раскручиваться своим чередом, а малышка Фаллэн — продолжать начатое. В случае надобности, если…
Дребезжание телефона прервало его на полуслове. Он ткнул в кнопку и наклонился к аппарату.
— Слушаю.
— С улицы Рейнуар сообщают, что ДИ 36 прибыла. Она вышла из такси одна.
— Спасибо, — сказал Старик и отключил связь. Подняв глаза на Коплана, он произнес:
— Вы слышали, Моник вернулась.
Коплан поднялся.
— Поеду за новостями. В три часа вернусь с докладом.
Коплан застал Моник сияющей. Как бы невзначай, она вновь встретила его в трусиках и в лифчике.
— Надеюсь, мой вид вас не смущает? — осведомилась она. — Возвращаясь домой, я испытываю одно желание — остаться без всего.
Она подошла за традиционным поцелуем, который, по всей видимости, значил для нее немало.
— Вы не слишком-то милосердны, — упрекнул ее Франсис— Сами же говорили, что я могу смутиться.
— О, вы выше этого, разве не так? — нагло заявила она.
— Прошу вас, оденьтесь! — сухо приказал он. — Нам нужно поработать, сейчас не время меня волновать.
— Я вас волную? Лжец! Я для вас всего лишь порядковый номер.
Она тряхнула белокурыми локонами и вызывающе изогнулась. В этой позе ее молодое тело, лишь слегка задрапированное черными трусиками и узким бюстгалтером, выглядело еще более
Коплан, уже выведенный из равновесия стычкой со Стариком, сжал кулаки. В ту же секунду он почувствовал, что не может себя сдержать. Шагнув к Моник, он поднял ее в воздух и понес к дивану. Там он в бешенстве сорвал с нее оба эфемерных предмета туалета, заглушил ее крик решительным поцелуем и принялся одаривать ее ласками, более походившими на истязание.
Чуть позже они растянулись на диване, тяжело дыша. Моник прервала грозившее затянуться до бесконечности молчание, прошептав:
— Ты не представляешь, как я ждала этой минуты…
— Во всяком случае, я скажу пару ласковых слов психоаналитикам из Учебного центра. Припомню я им их враки насчет фригидности.
— Ты не разочарован?
Он намотал ее волосы себе на ладонь и произнес с грубоватой нежностью:
— Я похож на разочарованного мужчину? Ты отъявленная потаскушка! Кониатису можно позавидовать.
Теперь настала ее очередь обнять его.
— Ты так ничего и не понял? — шепнула она. — Я терплю Кониатиса только потому, что влюблена в тебя. И счастлива я благодаря тебе.
Вновь воцарилась тишина. Наконец Франсис высвободился, встал и привел в порядок одежду.
— Оденься, — велел он. — У нас хватает нерешенных проблем.
Через четверть часа она была готова: черные брюки и светло-голубой свитер со стоячим ворогом. Она улыбалась, и ее синие глаза источали теплое, умиротворяющее сияние. Не произнося ни слова, она поставила на поднос бутылку виски и две рюмки. Потом она закурила, опустилась в кресло и подобрала ноги.
— Мне надо многое рассказать тебе, — начала она. — Постараюсь по порядку. Кониатис прилетел в Женеву ликующий. Перво-наперво ему, конечно, захотелось заняться любовью: два дня врозь — и он сходит с ума от нетерпения… Потом мы болтали. Никогда он не бывал настолько словоохотливым и эмоциональным. К несчастью, я не дождалась подробностей, но он все-таки разъяснил, что одержал в Риме одну из самых блестящих побед. Потребовалось сломить сопротивление одного очень могущественного, очень состоятельного человека, чтобы тот раскошелился на 500 миллионов франков старыми, а то и больше. «Теперь, — добавил он, — мне осталось преодолеть всего одно препятствие, и величайший подвиг моей жизни будет совершен». Тогда он и рассказал об обещанном сюрпризе: через восемь дней мы отбываем в Уругвай. Он встретится там с двумя-тремя партнерами, после чего мне обещано пятнадцать дней отдыха в Пунта-дель-Эсте. Солнце, песок, волны, набережные, шикарное времяпрепровождение в одном из чудеснейших мест планеты!
Она с изяществом поднялась и исчезла в спальне, откуда возвратилась спустя несколько секунд.
— Смотри, что он мне подарил! — похвасталась она, протягивая Коплану тяжелый золотой браслет со вставленными в него часиками в бриллиантовой оправе. — На часах гравировка «Вашрон-Константэн», представляешь? Кажется, они стоят восемьсот тысяч старыми. Разве не чудесный патрон этот Кониатис?
Франсис оценил безделушку по достоинству:
— Старик никогда не преподнесет такого подарка. Воистину золотое у тебя местечко! Когда задание будет выполнено, ты вспомнишь Кониатиса с сожалением.