Копья Иерусалима
Шрифт:
— Я думаю о том, что Господь Иисус, может быть, молился под этим деревом. У тех скал апостолы уронили головы на руки. Он остался один в свою последнюю ночь… Но не одинок ли каждый в это время?
— Нет, с тех пор, как Он умер на кресте и до скончания мира сего Он будет бдеть.
— Если Он простил апостолам их сон, я думаю, Он простит и нас. Не ночь, а все наше существование проспали мы, пока Он бодрствовал. Он страдает, а мы спим. Он в вечной агонии, а мы смеемся и шутим, тратя дни нашей жизни!
— Он привел вас к цели, мой господин, Он любит вас.
— Конечно.
— Вы здесь, в саду Его Святых страстей…
— Как стало жарко вдруг! Сейчас конец ноября, а солнце также горячо, как летом в Молеоне. Ты видишь этот источник, Гио? Я хочу напиться из него.
Жанна
— Это может быть неразумно.
— Разум здесь ни при чем.
Долго смакуя, он скорее ел, чем пил эту воду.
— Конечно, Иисус испытывал жажду в ночь моления о чаше. В Писании говорится, что от человеческого страдания пот выступил на Его лбу. Этот источник был рядом с Ним. Он набрал немного воды в пригоршню…
И тогда мы услышали вдруг ужасный шум. Он исходил из южной части города. На укреплениях заиграли трубы, медь которых сверкала меж зубцами стен. Орифламмы [7] взвились над Монт-Руаялем. Над окнами развернулись занавеси, пестревшие живыми и яркими красками. Ряды рыцарей выстраивались на эспланаде Храма. Мы увидели, как они движутся к городу. Мы увидели также толпы народа, бегущего вниз, к югу; охваченные ликованием, они махали руками, суетились, обнимались друг с другом. Наш зоркий землепашец заметил тогда лес копий с белыми флажками, отмеченными крестом, приближающийся по Аскалонской дороге.
7
Орифламмы —штандарты короля.
— Это возвращается король, — воскликнул он.
— Ты уверен?
— Да, это он. И я вижу цепочку повозок по горам.
— Так значит, он победил! Слава Богу!
И этот простой человек в сердечной радости обнял Анселена:
— О мой добрый господин, вы увидите его, к его тоже! Вы увидите его собственными глазами!
— Я его увижу. В дорогу, дети мои, поспешим!
Рыцари выезжали из Сионских ворот и под развевающимися знаменами скакали навстречу приближавшемуся войску…
Гио снова погружался в мечты, но ненадолго. Те, кто слушал рассказ не впервые, ожидали этого момента, того чувства, что отразится на его лице. Это было чувство победной гордости, славы, но воспринятое с благодарностью и полным смирением. Глаза его, под дугами колючих бровей, сияли, как лампады перед табернаклем [8] . Груз воспоминаний сдавливал его широкую грудь. Пальцы сжимались на перилах кресла. Так и казалось, что он воскликнет: «Я был там! Я изведал счастье встречи! Я служил этому королю-герою в блеске его победы! Монжизар увековечил величие франкского рыцарства, он превзошел осаду Антиохии первыми крестоносцами и даже взятие Иерусалима войском Годфруа!» Но, из тайных побуждений, он умерял свой сердечный порыв, преодолевая гордость.
8
Табернакль —в католических храмах ниша для даров в алтаре.
— От Гефсимании до Сионских ворот, — спокойно продолжал он, — дорога не длинна. Она идет по долине Иосафата, вдоль укреплений и оград земельных участков, засаженных плодовыми деревьями. Вдоль нее сохранились могилы прежних королей. Славная пыль устилает ее: миллионы нот прошли по ней в течение столетий.
Добрая половина населения города собралась перед воротами. Остальные прибывали, заполняя уже улицы, переулки, площади вокруг фонтанов. Ремесленники спешно покидали свои мастерские и бежали кто в чем был: в своей рабочей одежде с распахнутым воротом, обнаженными руками, босиком. Торговцы бросали лавки. Женщины с подвязанными по-сарацински младенцами оставляли хозяйство. Они носили разноцветные покрывала; у некоторых из них был тонкий профиль, задумчивые глаза и строгая улыбка — такой наши живописцы изображают Деву Марию. Старики ковыляли на своих слабых
— Осанна! Осанна! — кричал народ.
— Слава нашему маленькому королю!
— Долгих лет жизни!
— Ах, чудо из чудес!
Вытянувшись в седле, увенчанный золотой короной, он скакал не первым, но следовал за Вифлеемским епископом с Истинным Крестом в руках. Епископ же отличался от остальных латников лишь крестом, надетым поверх плетеного панциря. Каким хрупким казался маленький король среди этих суровых мужчин, воинов с мощными торсами и квадратными плечами. Как был он бледен по сравнению с их обветренными и обожженными лицами! В своей кольчуге вороненой стали он вытянулся во весь рост, чистый и тонкий, подобный закаленному клинку, согнуть который невозможно! Усыпанная драгоценностями корона венчала острый шишак его шлема, забрало скрывало часть щек и подбородка. Медленно проехал он мимо нас, неподвижный, как статуя, с поднятой на поводья рукой. И разве не лучшим из рыцарей, живших на земле, был его образ — пример и образец для нас всех?
— Осанна маленькому королю!
— Ты служитель Христов!
— Сильнее Годфруа!
— Победитель Саладина!
— Спаситель Иерусалима!
— Слава тебе, слава! Живи для нас!
— Ангелы послушны тебе!
— Ты наша плоть, наше драгоценное тело!
— Ты превзошел Фолка, твоего пращура!
— И твоего отца, короля Амори!
— Князь неба, равный святому Георгию!
— И ты поразил дракона!..
Он казался равнодушным к славословию и неистовым возгласам этих мужчин и женщин, вырывавшимся у них в возбуждении; это были южане с пылким воображением, скорые на язык. Мы заметили, что он молится, и вот что странно — как не увидеть здесь таинственной связи между иными душами? — когда старый Анселен приподнялся на носилках и подал ему знак рукой, лицо короля осветилось краткой радостной улыбкой. Ногти Жанны впились в мою ладонь. Несмотря на шум, я услышал отчетливо:
— Дорогой Гио, это — настоящий мужчина!
Рено не удавалось скрыть разочарования, он с завистью взирал на победивших рыцарей, щедро получавших свою долю цветов и похвал, к стременам которых набожно прикасались женщины и дети. Слишком поздно приехали мы, и в том была горькая истина! Рено был безутешен.
Сжатыми рядами прошли пешие воины, вооруженные луками и ножами, им протягивали бутыли с вином. Они шли легко, несмотря на усталость, и, чтобы подбодрить себя, думали о бане и пиршествах, ожидавших их.
За ними потянулись нескончаемые повозки: они везли добычу, награбленную людьми Саладина в богатых имениях Аскалона, оружие, которое те же самые люди, обратившиеся в беглецов, бросили, дабы спастись от преследования франков, груды шлемов и щитов, серебряные блюда, кувшины с чернью, связки копий, мешки золотых монет… Затем, в четыре цепочки, охраняемые стражниками, следовали толпы пленных, могущественные эмиры и атабеги [9] , царьки, подвластные Саладину, его военачальники, толпы всадников, еще вчера бесстрашные и надменные, а сегодня спешенные и связанные, подобно вьючным животным!
9
Атабег(атабек) — титул главы феодального княжества в некоторых странах Ближнего Востока в XII–XIV веках.