Копья летящего тень. Антология

Дурова Ольга

Продолжая подкапывать палатку, эрдельтерьер не обращал на нее никакого внимания. Это была его территория.

Внезапно перестав рыть, пес побежал к своему лагерю, где возле точно такой же палатки сидели две молодые девушки. Заметив Ку, одна из них что–то крикнула по–венгерски, а потом повторила по–русски:

— Эй! Иди к нам!

Ку нерешительно шагнула в их сторону. Это знакомство могло оказаться полезным.

— Как тебя зовут? — с забавной нерусской интонацией спросила другая девушка.

— Меня зовут Ку… То есть, вообще–то… меня зовут Оля Куделина, сокращенно

Ку… Со мной еще трое: сестры Ли–Ли, Лида и Люда, и Фео, Таня Феоктистова… — Она замолчала, поняв нелепость своих пояснений. И тут же, покраснев, добавила: — Мы слышали ночью такой жуткий храп…

Венгерки разом захохотали

— Это наш Лойчи так храпит! Как пьяный мужик! — не без гордости сказала хозяйка собаки. — К нам в палатку никто не сунется! Кстати, вы не встречали парня с желтым рюкзаком? Мы его ищем…

Ку неопределенно пожала плечами. Она была не из тех, кто пялится на всех встречных парней.

— Нет, — равнодушно ответила она, — за четыре дня похода мы встретили только двух крестьянок и старика, пасшего овец. И никаких желтых рюкзаков…

Обе девушки — Ильда и Ирина — были из Рахова. Ирина была невестой брата Ильды, Андраша, который отправился на скалы за эдельвейсами и пропал куда–то. Это было очень странно, потому что Андраш был человеком обязательным и отправился за цветами исключительно ради Ирины.

— А вы куда идете? — спросила Ильда.

— Вообще–то мы собирались на Говерлу… — смущенно, стыдясь этого банального туристского маршрута, ответила Ку, — но потом решили свернуть к Синевиру…

— На Говерле мы уже были, — задумчиво произнесла Ильда. — Мы обыскали все окрестности, были даже на скалах, но никто не видел парня с желтым рюкзаком… Впрочем, один старик посоветовал нам зайти в ресторан «Три дуба» и спросить там… — Ильда почему–то расхохоталась, — он сказал, что это совсем рядом, возле деревни Перелесок…

— Смотрите! — воскликнула Ирина, указывая на соседний холм. — Какая прелесть!

Первым отреагировал Лойчи. Бросившись с лаем вперед, он врезался в самую гущу овечьего стада. Перепуганные животные бросились врассыпную, не обращая внимания на призывное блеянье вожака. Кусая овец за бока и за хвосты, эрдельтерьер быстро собрал всех в плотную кучу и повел вниз, к палатке, на свою «базу».

Услышав лай, крики и хохот девушек, Фео и Ли–Ли тоже вылезли из своей палатки. Не понимая, в чем дело, они испуганно отскочили в сторону, пропустив несущуюся мимо них отару и развеселившегося эрделя. Но они были удивлены еще больше, когда увидели, что овцы, словно по команде, вдруг повернули обратно и понеслись на холм, не замечая ни укусов пса, ни его азартного лая. Лойчи был посрамлен, но не сдавался, продолжая преследовать стадо.

Причина столь самовольного, с точки зрения Лойчи, поведения овец оказалась простой: на вершине холма стоял пастух и звал их, издавая негромкие, гортанные звуки.

Пастух был высок, строен и светловолос, но возраст его определить было трудно. Подняв вверх правую руку, он медленно опустил ее вниз — и собака послушно легла на землю, уткнувшись носом во влажную траву.

— По–моему… — взволнованно произнесла Ирина, — нет,

не может быть!..

— Андраш?.. — столь же взволнованно произнесла Ирина. — Но почему?.. В таком виде?.. С этими овцами?..

— Андраш! — уверенно крикнула Ирина, — спускайся сюда! Это мы!

Эрдельтерь, словно завороженный, продолжал лежать на траве.

— Он не видит нас! Скорее!.. — воскликнула Ильда и побежала на холм. — Это же Андраш!..

Легкой, характерной для горцев, почти кошачьей походкой пастух спустился по другой стороне холма вниз и побежал к каменной осыпи, попутно огрев кнутом застрявших там баранов, а потом неожиданно спрыгнул, словно мальчишка, с трехметровой высоты в густую, высокую траву, где в растерянности стояла Ку. Взгляды их на миг встретились. В его слегка раскосых, диковатых глазах была такая синева, что Ку невольно зажмурилась. Синева, сравнимая лишь с гладью Синевира в солнечный день. Его тонкое, подвижное, насмешливое лицо было сплошь покрыто веснушками. На вид ему было не больше двадцати пяти, и в то же время во всем его облике ощущалось что–то стародавнее, если не сказать, вневременное, словно он, одетый в свое библейски–нищенское рубище, пас в Карпатах овец уже не одно столетие…

Эти места вообще казались Ку оторванными от действительности. Дремлющие возле прозрачных горных ручьев черно–белые коровы, некрашеные деревянные дома, подвесные, качающиеся мостики, вышитые рубашки и жилеты, длинные юбки и кожаные постолы, смешанный украинско–венгерско–румынский говор, скрипки, цимбалы, волынки и… твердое убеждение местного населения в том, что все, что находится дальше Киева — это Сибирь.

Пастух вместе со стадом исчез за холмом — как будто его и не было.

— Мы догоним его… — задыхаясь от быстрого подъема, сказала Ильда и принялась торопливо говорить что–то по–венгерски Ирине.

Что касается Ку, то она смотрела на все происходящее скептически. Этот Андраш просто сбежал от них! Сбежал от сестры и невесты. Ведь не мог же он не заметить их!

Она подошла к лежащему на земле эрделю. Пес дрожал всем телом, словно только что пережил сильный стресс.

— Лойчи… — ласково произнесла Ку, коснувшись рукой его лохматого рыжего затылка.

Эрдель виновато посмотрел на нее снизу вверх. В его темно–карих глазах все еще был отголосок недавнего страха.

***

И снова они шли по каменистой, глинистой дороге.

Им надо было попасть в горный приют «Перелесок», а уж оттуда, налегке, без рюкзаков, сходить на Говерлу.

«Перелесок» оказался самой заурядной деревянной хибарой, состоявшей из трех комнат и прихожей. В одной из комнат, служившей столовой, стояла большая железная печка, длинный дощатый стол и скамейки с двух сторон. В прихожей все переобувались, сушили ботинки и одежду, были еще две так называемые «спальни», мужская и женская, с двухъярусными, сделанными по тюремному образцу нарами, на которых лежали вонючие тюфяки и подушки. Постельного белья в приюте не выдавали, и все спали в одежде. В щелях водилось множество блох и клопов, но никто не обращал на это внимания, ведь люди ночевали здесь, как правило, одну–две ночи.