Корабль для уничтожения миров
Шрифт:
Страсти бушевали нешуточные, а Нара вдруг ощутила странное умиротворение. Обычные исполнители политического спектакля – политические партии, пропагандистская машина Аппарата, заказные новостные материалы – все это пришло в движение самым обычным путем. Зоркий поиск преимуществ, но при этом – осторожность и расчет. Оксам чувствовала, насколько зыбка почва под ногами у тех, кто ведет эту борьбу за власть, какое напряжение – в каждом произнесенном слове, в каждом нарочитом прочтении кодекса имперских законов или устава Сената. Но в самой середине этого
Совершив государственную измену, Нара Оксам словно бы очистилась. После всех компромиссов, на которые ей пришлось пойти, она в конце концов совершила нечто, руководствуясь самой простой и ясной причиной, и ей не важно было, чего ей будет стоить этот поступок.
– Я свободна, Роджер.
Найлз широко раскрыл глаза.
– Что?
– Нельзя вечно сражаться с Императором с помощью одного только прагматизма.
Найлз сокрушенно покачал головой. Несколько серебряных волосков вылетели из его седой прически. Казалось, он с каждой минутой все сильнее старится.
– Ты выбрала неудачное время, Нара. Идет война.
Она понимала его точку зрения. Защищая Империю, монарх всегда находился на пике власти. Однако это утверждение имело и обратную сторону. Именно на своем пике власть более всего одурманивает.
– Я собираюсь всей Империи Воскрешенных сказать то же самое, что сказала Заю, – заявила она. – О планах Императора насчет Легиса.
Найлз устремил на нее взгляд, полный отчаяния.
– Они убьют тебя, – прошептал он.
– Пусть.
– Воспользуйся всем, что тебе известно, и попытайся откупиться.
Она покачала головой. Никакого выхода для нее не существовало и существовать не могло, уж Император об этом позаботится.
– Нара, из тебя выпустят кровь, каплю за каплей.
– Но сначала я настрою против него целое поколение людей.
Найлз облизнул пересохшие губы. Оксам понимала, что он все еще пытается найти какой-то выход, и вдруг догадалась, в чем состоит главный недостаток ее старого консультанта. Какой бы лютой ненавистью он ни пылал к мертвым, Найлз всегда боролся с ними с предельной осторожностью, выстраивал планы медленно и скрупулезно. Он недолюбливал драматизм.
– Сколько тебе лет, Роджер?
– Много. Жутко много, – отозвался он. – Так много, что я знаю, как остаться в живых.
– В этом твоя проблема. Война порой требует жертв.
– Ты говоришь о самоубийстве, Нара.
Она кивнула.
– Верно, Роджер. О заслуженном и хорошо обдуманном самоубийстве.
Старик-консультант устало сел рядом с ней. Нара с ужасом увидела, что его лицо залито слезами.
– Тридцать лет я потратил на то, чтобы привести тебя сюда, сенатор, – проговорил Найлз и всхлипнул.
– Знаю.
– И вот как ты мне отплатила?
Мгновение на размышление – и ответ пришел сам собой.
– Да. Именно так.
Потом они какое-то время сидели молча. Оксам отключила поле вторичного зрения, прервала поток мнений
Нара Оксам слушала тяжелое дыхание Найлза, и ей было жаль, что она не может избавить его от этих страданий. Ей по-прежнему требовались его советы. Она надеялась, что Найлз от нее не отвернется.
И словно бы услышав ее мысли, старик развел руками и спросил:
– А мне-то что теперь делать, сенатор?
Она взяла его за руку.
– Постарайся потянуть время. Потом соглашайся на судебное разбирательство. Но никаких свидетелей в мою защиту. Свидетельствовать буду только я сама. С самым широким, насколько возможно, освещением в общественных средствах массовой информации.
Найлз нахмурился, отчаяние в его взгляде сменилось сосредоточенностью.
– Тебе попытаются заткнуть рот, сенатор. Государственные тайны, сама понимаешь.
– Они не смогут изолировать весь Сенат, Роджер. А лишить меня сенаторского иммунитета может только Сенат, и больше никто.
Найлз прищурился. У него появилась информация к размышлению, и в его глазах сразу вспыхнули искорки.
– Пожалуй, больше никто, сенатор.
– И я имею право выступить на процессе, где будут судить меня.
Найлз кивнул.
– Конечно. Даже закон о столетнем табу стоит ниже сенаторского иммунитета. Так что, по большому счету, заставить тебя замолчать смогут только после того, как Сенат официально решит изгнать тебя из своих рядов.
– Теперь, когда я избрала смерть, возможностей у меня больше, – сказала Нара.
И задумалась над собственными словами. Она прямо сейчас могла выйти к Рубикону и обратиться к толпе представителей новостных каналов, вооруженных камерами. Она могла рассказать этим людям о том, что замышлял Император сотворить на Легисе. Но новостные каналы не смогут передать информацию, подпадающую под действие закона о столетнем табу. Так что раскрыть чудовищные планы Императора она могла, только выступив в Сенате.
– Я дождусь разбирательства и сыграю свою роль, когда на меня будет смотреть вся Империя.
– Аппарат уничтожит все твои слова. Прекратят вещание из Сената.
Нара посмотрела на Найлза и кивнула.
– Значит, нам нужно придумать запасной план. Как опубликовать мою речь, если мне заткнут рот. Это должно быть что-то такое… немножко нелегальное – вроде того, как мы распространяли слухи на Вастхолде.
– На Родине это будет непросто. Все коммуникационные сети – в руках у аппаратчиков.