Корабль Иштар. Семь ступеней к Сатане
Шрифт:
И еще написал короткое письмо Элен…
На следующее утро я вышел из клуба рано — прежде чем доставили мои письма. Доехал на такси до Ларчмонта; незадолго до полудня был на пристани; там мне сказали, что меня ждет лодка с «Бриттис». Я нашел лодку. В ней оказались три человека, бретонцы или баски, трудно сказать. Странные люди, неподвижные лица, зрачки глаз необычно расширены, кожа желтовато-болезненная. Один из них взглянул на меня и лишенным выражения тоном спросил по-французски:
— Сир де Карнак?
Я нетерпеливо
Он обернулся к остальным двоим. «Сир де Карнак. Пошли».
Мы проплыли сквозь стаи мальков и направились к стройной серой яхте. Я спросил: «Это „Бриттис“? Рулевой кивнул. Прекрасный корабль, около ста пятидесяти футов в длину, шхуна, созданная и оснащенная для быстрого движения. Мак-Кенн усомнился в ее океанских способностях. Напрасно.
Мадемуазель стояла у трапа. Вспоминая, как я с ней расстался в последний раз, я испытывал некоторое замешательство. Я заранее подумал об этом и решил держаться как ни в чем не бывало — если она позволит. Способ, которым я спасся, сбежал из ее спальни, был вовсе не романтичным. Но я надеялся, что ее способности, адские или любые другие, не помогли ей воссоздать картину моего бегства. Поэтому, поднявшись по трапу, я с в идиотским весельем заявил:
— Здравствуйте, Дахут. Вы прекрасно выглядите.
И это правда. Ничего от Дахут из древнего Иса, ничего от королевы теней, ничего от ведьмы. На ней щегольской белый спортивный костюм, и бледные золотые волосы не создают никакого ореола вокруг головы. Напротив, на голове у нее мудреная маленькая зеленая вязаная шляпка. Большие фиолетовые глаза смотрят ясно, и в них нет ни следа светло-лиловых адских искорок. Внешне просто исключительно красивая женщина, и не более опасна, чем любая красавица.
Но я знал, что это не так, и что-то подсказывало мне, что нужно удвоить бдительность.
Она рассмеялась и протянула мне руку: „Добро пожаловать, Ален“.
С легкой загадочной улыбкой взглянула на два мои саквояжа и провела вниз, в роскошную небольшую каюту.
Сказала самым обычным тоном: „Я подожду вас на палубе. Не задерживайтесь. Ленч готов“.
Яхта уже двинулась. Я взглянул в иллюминатор и удивился тому, как мы далеко от берега. „Бриттис“ даже быстроходнее, чем я полагал. Через несколько минут я поднялся на палубу и присоединился к мадемуазель. Она разговаривала с капитаном, которого представила мне под добрым старым бретонским именем Браз, а меня ему как „сира де Карнака“. Капитан был плотнее остальных членов экипажа, но с тем же неподвижным лицом и странно расширенными зрачками. Я видел, как эти зрачки вдруг сузились, в глазах блеснуло такое выражение, будто он припоминает…
Я знал, что это не просто неподвижность, отсутствие выражения. Это уход. Сознание этого человека жило в собственном мире, он действовал и отвечал на внешние раздражения почти исключительно инстинктивно. По какой-то причине его истинное сознание выглянуло наружу на мгновение под воздействием древнего имени.
Остальные члены экипажа тоже в таком странном состоянии?
Я сказал: „Капитан Браз, я предпочел бы, чтобы меня называли доктор
Я внимательно смотрел на него. Он не ответил, лицо его осталось невыразительным, глаза широко раскрытыми и пустым». Он меня как будто и не слышал. Мадемуазель сказала: «Владыка Карнака совершит с нами много путешествий».
Он поклонился и поцеловал мне руку; ответил таким же лишенным выражения голосом, как и человек в лодке, «Владыка Карнака оказывает мне великую честь».
Он поклонился мадемуазель и ушел. Я смотрел ему вслед, и по спине пробежал холодок. Как будто говорил автомат, автомат из плоти и крови, который видит меня не таким, каким я есть, а таким, как ему приказало видеть.
Мадемуазель с откровенной насмешкой смотрела на меня. Я равнодушно заметил: «У вас на корабле превосходная дисциплина, Дахут».
Она опять рассмеялась. «Превосходная, Ален. Начнем ленч».
Ленч тоже оказался превосходным. Даже слишком. Двое слуг были похожи на остальных членов экипажа, и прислуживали нам они на коленях. Мадемуазель оказалась превосходной хозяйкой. Мы говорили о разном и постепенно я забывал кто она такая. Только к концу еды то, о чем мы оба думали, проявилось.
Я сказал, почти про себя: «Здесь встречаются феодальное и современное».
Она спокойно ответила: «Как и во мне. Но вы слишком консервативны, говоря о феодальных временах, Ален. Мои слуги уходят гораздо дальше. Как и я».
Я ничего не ответил. Она подняла бокал с вином, поворачивая его, чтобы в нем заблестели искорки света, и добавила так же спокойно: «И вы тоже».
Я поднял свой бокал и чокнулся с ней. «К древнему Ису? В таком случае я пью за это».
Она серьезно ответила: «К древнему Ису… и мы пьем за это».
Мы снова соприкоснулись бокалами и выпили. Она поставила свой бокал и с легкой насмешкой взглянула на меня. «Похоже на медовый месяц, Ален?»
Я холодно ответил: «Если и так, то в нем не хватает новизны».
Она слегка покраснела. Сказала: «Вы… грубы, Ален».
— Я бы больше чувствовал себя новобрачным, если бы меньше — пленником.
Она на мгновение сдвинула прямые брови, и адские искорки заплясали во взгляде. И скромно заметила, хотя на щеках еще сохранялась краска гнева:
— О вы так легко… ускользаете, мой возлюбленный. У вас дар исчезать незаметно. Вам нечего было бояться… в ту ночь. Вы видели то, что я хотела вам показать, поступали так, как мне хотелось… так почему же вы сбежали?
Это меня задело; я снова ощутил смесь гнева и ненависти, схватил ее за руку.
— Не потому что испугался вас, белая ведьма. Я мог задушить вас во сне.
Она спокойно спросила, у губ ее появились ямочки:
— Почему ж вы этого не сделали?
Я отпустил ее руку. «Такая возможность по-прежнему есть. Вы нарисовали в моем спящем мозгу удивительную картину».
Она недоверчиво смотрела на меня. «Вы думаете… вы не считаете ее реальной? Вам кажется, древний Ис не реален?»
— Не более реален, Дахут, чем мир, в котором живут люди на этой яхте. По вашему приказу… или приказу вашего отца.