Корабль Иштар. Семь ступеней к Сатане
Шрифт:
— Вино! Власть! Смерть! — запел китаец.
— У этих жрецов множество богов, и каждый ревнует к остальным. Хо! Хо! — рассмеялся король. — У меня нет богов. Поэтому я справедлив во всем. Справедливый судья должен не иметь предрассудков и не иметь веры.
— Наш повелитель не имеет предрассудков! — запел китаец.
— Он не имеет веры! — пели лучники.
— Я на одной чашке весов, — кивнул король. — На другой множество богов и жрецов. Есть только три вещи, в реальности которых я уверен. Вино, власть, смерть! Те, кто пытается перевесить меня, верят во многое другое.
— Повелитель Эмактилы говорит правду! — шептали лучники.
Лучше три прямые стрелы в колчане, чем триста кривых. И если в Эмактиле появится человек с одной стрелой и эта стрела будет прямее моих трех — этот человек будет править на моем месте, — лучился радостью король.
— Лучники, слушайте своего короля! — пел китаец.
— Итак, — сказал король, — поскольку боги и жрецы ревнуют друг к другу, они сделали меня, который не думает ни о богах, ни о жрецах, королем Эмактилы, чтобы сохранить мир между ними и не дать им уничтожить друг друга. И так как у меня десять лучников против одного их лучника и двадцать мечников против одного их мечника, я делаю это очень хорошо. Хо! Хо! — рассмеялся король. — Такова власть.
— У нашего повелителя есть власть! — воскликнул китаец.
— А имея власть, я могу пить сколько хочу, — хихикал король.
— Наш повелитель пьян, — шептали лучники по всей палате.
— Пьяный или трезвый, я король двух смертей, — хихикал правитель Эмактилы.
— Двух смертей, — шептали лучники, кивая друг другу.
— Перед тобой, человек, знающий Малдонаха, я сниму с них покрывала, — сказал король.
— Лучники по сторонам и сзади, наклоните головы! — закричал китаец. Головы лучников со всех трех сторон живого фриза немедленно упали на грудь.
Вуаль спала с фигуры слева от короля.
Глядя на Кентона глубокими глазами, в которых была нежность матери, стыдливость девушки, страсть любовницы, стояла женщина. Ее обнаженное тело было безупречно. В единый хор в нем сливались мать, девушка и любовница. Она дышала всеми веснами, когда-либо посещавшими землю. Она была дверью в очарованный мир, символом всего, что может дать земля — всей красоты и всей радости. Она была всей сладостью жизни, ее обещаниями, ее экстазами, ее соблазнами и ее разумом. Глядя на нее, Кентон понял, что за жизнь нужно держаться всеми силами. Она дорога и полна удивительными дарами. Ее нельзя упускать!
И что смерть ужасна!
Он не испытывал желания к этой женщине. Но она пробудила в нем желание жить и раздула пламя в целый пожар.
В правой руке она держала странный изогнутый инструмент с длинными кривыми лезвиями и острыми клыками.
— Ей я отдаю только тех, кто мне очень не нравится, — хихикал король. — Она убивает их медленно. Глядя на нее, они цепляются за жизнь, яростно, отчаянно цепляются за нее. Каждый момент жизни, который она отнимает у них этими клыками и когтями, длится целую вечность. И целую вечность они борются со смертью. Медленно отнимает она у них жизнь, и они уходят из
Спала вуаль с фигуры справа.
Здесь скорчился черный карлик, бесформенный, искривленный, отвратительный. Он смотрел на Кентона тусклыми глазами, в которых были все печали, вся усталость, все разочарования жизни; вся жизнь с ее бесполезной, утомительной пустой работой. Глядя на него, Кентон забыл о первой фигуре — он понял, что жизнь ужасна, что ее не стоит беречь.
И что единственное в ней хорошо — это смерть!
В правой руке карлик держал острую шпагу, тонкую, с игольным острием. Кентон боролся с охватившим его желанием броситься на это острие, умереть на нем.
— Ему я отдаю тех, кем очень доволен, — засмеялся король. — Быстра их смерть, как сладкая чаша у губ.
— Ты, — король указал на капитана, пленившего Кентона, — я тобой недоволен, ты схватил человека, который знает Малдонаха, хоть он и был рабом Кланета. Иди к левой смерти!
С побледневшим лицом капитан поднялся по ступеням, прошел мимо лучников, шел не останавливаясь, пока не оказался рядом с женщиной. Китаец ударил в свой меч. Появились два раба со склоненными головами, неся металлическую решетку. Они сняли с капитана вооружение, привязали его обнаженным к решетке. Женщина склонилась к нему, вся нежность, вся любовь, вся жизнь с ее обещаниями.
Капитан закричал, громко, отчаянно. Послышались мольбы и проклятия, стоны обреченного.
Женщина продолжала склоняться к нему, нежно улыбаясь, глаза ее не отрывались от него.
— Хватит! — усмехнулся король. Она убрала орудие пытки с груди солдата, взяла свою вуаль и накинула на себя. Рабы развязали капитана, одели его дрожащее тело. Со всхлипываниями он, шатаясь, побрел назад, встал на колени справа от черного жреца.
— Я недоволен, весело говорил король. — Но ты выполнял свой долг. Поэтому живи еще немного, поскольку ты этого хочешь. Я справедлив.
— Наш повелитель справедлив, — подхватили все присутствующие.
— Ты, — он показал на лучника, поразившего девушку и своего товарища, — тобой я очень доволен. Ты получишь награду. Иди к моей правой смерти!
Медленно лучник выступил вперед. Все быстрее двигался он, глядя в тусклые глаза карлика. Все быстрее и быстрее — он взлетел по ступеням, разбрасывая стоящих там лучников, и бросился на острую шпагу.
— Я щедр, — сказал король.
— Наш повелитель щедр, — распевал китаец.
— Я хочу пить, — засмеялся король. Он выпил чашку и флакон. Голова его опустилась, он покачнулся совсем пьяно.
— Приказываю! — Он открыл сначала один глаз, потом другой. — Слушай меня, Кланет! — Я хочу спать. Я буду спать. Когда я проснусь приведи ко мне человека, который знает Малдонаха, снова. Никто не смеет повредить ему. Таков мой приказ. Его должны охранять лучники. Уведите его. Охраняйте. Таков мой приказ!
Он потянулся за чашкой. Она выпала из ослабевшей руки.
— Клянусь моими смертями, — заплакал он. — Какой стыд! В кувшин входит так много, а в человека так мало!