Корабль ночи
Шрифт:
– Да, – ответил Мур с глубоким вздохом. – Еще как…
– Вот и отлично. Есть риск, что там еще сохранилась годная взрывчатка, но раз уж автоген не взорвал все это к чертовой матери, наверное, ничего с нами не будет. – Он оглянулся на шкаф с оружием, но сразу же отбросил эту мысль. Для чего им вооружаться? Из-за крыс? Он не сомневался, что док кишит ими, но это совершенно точно не были крысы-людоеды. Ради Бога, успокойся, сказал себе Кип. Он пощелкал кнопкой большого фонаря, проверяя, не сели ли батарейки, и кивнул Муру: – Ну, вперед, проверим, что прячет от нас эта старая калоша. – И он двинулся к двери.
– Это
Да, сказал себе Кип, выходя вместе с Муром на солнцепек и садясь за баранку джипа.
Богу… и, возможно, кое-кому еще.
9
Они миновали сломанные ворота и поехали по территории верфи. Кип, нервно жевавший спичку, которую достал из нагрудного кармана, буквально излучал напряжение. Они обогнули груду досок, и Мур заметил, что глаза констебля едва заметно сузились. Впереди показались причалы и док. Когда Кип остановил джип возле дока, Мур и сам почувствовал непонятную тревогу. Он впился взглядом в старую обшарпанную стену: за ней было то, что заманило его в океанские глубины. С его помощью оно вырвалось на свободу и привело за собой насилие, навсегда омрачив до наивности простую, почти безгрешную жизнь Кокины. Лодка, подумал Мур, вспомнила о своем страшном предназначении – нести смерть. И это он привел ее сюда.
Поодаль на пострадавшем в бурю траулере возились рабочие. Кип замахал им и вылез из машины.
В глубинах его сознания горело воспоминание о мертвом, полном ужаса лице Турка. Он видел его во всех подробностях, и впервые за очень долгое время Кип почувствовал, как ему в душу прокрадывается непонятный смутный страх. «Что это? – спрашивал он себя. – Здесь нечего бояться. Глупость, ребячество, нелепость!» Но что-то тревожило его – что-то жуткое, такое, о чем не хотелось даже думать. Он вдруг спохватился, что рядом стоит Мур, включил фонарь и толкнул дверь дока.
Дверь неохотно качнулась на ржавых скрипучих петлях. За ней была сплошная чернота, словно они стояли на границе дня и собирались отдаться на милость ночи. Корабль Ночи, назвал ее Бонифаций, вдруг вспомнил Кип. Порождение ночи, тварь, для которой тьма – защита. Светя перед собой фонарями, они вошли в док – Кип, за ним Мур – и налетели на стену сокрушительной вони.
– Господи Иисусе, – вырвалось у Кипа. – Эта сволочь гниет изнутри. – Он посветил в воду под сходнями. – Вот здесь я обнаружил тело. Сейчас увидишь – вокруг люка все в засохшей крови.
Мур внимательно оглядывал корпус немецкой лодки. Его почти целиком окутывала тьма, только из прорех в крыше дока падал мутный тусклый свет. Вода вокруг лодки была вязкой, маслянистой, изумрудно– зеленой, и в ней плавали рыбы, встретившие в этой темной зелени свою смерть. Они лениво толкались белым раздутым брюхом в железные бока лодки, всякий раз распугивая мух, обследовавших гниющую плоть. По спине Мура пробежал холодок: он вдруг наяву услышал грозный грохот дизелей лодки. Боже, подумал он, вот это было судно. И представил себе, как оно бесшумно скользило по подводным пропастям, точно огромный морской хищник.
– Минутку, – негромко сказал Кип. Луч его фонаря скользнул мимо Мура и уперся в доски, наваленные на носовой палубе у люка. Слева от боевой рубки лежала бухта
– Что там? – спросил Мур.
Кип мотнул головой.
– Ничего.
Он шагнул в темноту, прочь от теплого солнечного света, и перебрался по сходням на борт немецкой подлодки. Мур – за ним. Наступив на что-то, он отпрянул, светя фонариком: под громадой рубки лежала небольшая горка раздробленных мелких костей, голов – противных, усатых, – черных гибких хвостов. Кучка требухи – все, что осталось от жирных портовых крыс. В луче фонарика блеснули стеклянистые глаза, и Мур быстро отвел взгляд и перешагнул через крысиные останки. Должно быть, в док пробралась кошка.
Свернувшаяся кровь у круглого отверстия, зиявшего в крышке люка, отмечала место гибели молодого человека. Кип поводил фонарем: бурые кляксы – словно кто-то яростно отряхивал здесь малярную кисть. Под ногами тихонько поскрипывал деревянный настил палубы, крысиная возня наполняла док смутным эхом.
Потом приятели не сговариваясь направили лучи фонарей в отверстие.
Внутрь лодки вел трап, но внизу на первый взгляд было не развернуться. Мур нагнулся пониже и стал под разными углами высвечивать внутренность корабля. Луч фонарика на мгновение выхватывал из мрака трубы, голые переборки, толстые пучки проводов, и тут же возвращал их во тьму. Прямо под отверстием Мур разглядел пол – над ржавыми листами обшивки стояло на три дюйма воды – и увидел свое отражение: бесформенную тень без лица.
Кип, зажав в зубах спичку, прерывисто дыша и нащупывая ногой стальные перекладины, стал осторожно спускаться в отверстие. Он ступил на пол, расплескав воду, и стал ждать Мура.
Они стояли в узком, тесном отсеке, забитом трубами, маховиками и сложными механизмами. Кип посветил по сторонам и показал Муру в носовой части отсека четыре задраенных трубы торпедного аппарата. Их крышки величиной и формой напоминали перевернутые литавры. Над полом на стальных направляющих-рельсах приподнимались две торпеды; направляющие были в черных комьях засохшей смазки с зелеными прожилками плесени, но сами торпеды казались почти чистыми. Мур погладил одну из них.
– Осторожно, – предостерег Кип; звук его голоса жутковатым эхом прокатился между переборками. Он снова повел вокруг лучом фонаря и осветил тонкие заплесневелые тюфяки, подвешенные на цепях так, чтобы их легко можно было свернуть. Узкий проход между ними вел в недра лодки. Под нижними койками в специальных креплениях размещались торпеды. Кип посветил на переборки; между тюфяками виднелись фотографии – сильно выцветшие, почти неразличимые: молодая темноволосая женщина улыбалась фотографу в луна-парке, пара средних лет сидела в обнимку на скамейке у фонтана, рядом висел похожий на открытку снимок огромного дома в лесу, а по соседству молодая блондинка на лыжах на фоне заснеженных гор махала рукой утраченному возлюбленному.