Корабль-призрак

Марриет Фредерик

— Я уверен, что она здесь! — воскликнул Филипп.

— Это, конечно, возможно, но что она жива, в этом я уверен! — сказал Кранц.

Между тем взошла луна и залила своим бледным трепетным светом и море, и валы, и всю окрестность. В это время они услышали за собой чьи-то шаги, и кто-то обратился к ним с приветствием:

— Доброй ночи, синьоры!

Они обернулись, и Кранц сразу узнал того солдата, с которым они беседовали до своего свидания с комендантом.

— Доброй ночи, друг мой, — отозвался Кранц, — теперь, слава Богу, вам не придется запирать нас на засов!

— Я весьма удивлен, — проговорил солдат, понизив голос, — это так не похоже на нашего коменданта; он очень любит проявлять свою власть и правит здесь, словно какой-нибудь

падишах!

— Вы не думаете, что он может нас здесь услышать? — спросил Кранц.

— О, нет! Он сейчас, вероятно, ужинает с офицерами и едва ли скоро выйдет из-за стола!

— Это красивый остров, и природа здесь приятная! — продолжал Кранц. — Нравится вам здесь? Давно вы состоите в этом гарнизоне?

— Почти тринадцать лет! — ответил солдат. — Что касается меня, то мне здесь все надоело и опротивело. У меня в Опорто остались жена и дети, и я даже не знаю, живы ли они еще теперь. Вести сюда доходят так редко!

— Вы думаете вернуться на родину и свидеться с ними?

— Ах, синьор, ни один португальский солдат не возвращался еще отсюда живым на родину. Нас забирают на пять лет, но все мы складываем свои головы здесь…

— Это весьма печально!

— Да, синьор, — продолжал солдат. — Это не только печально, а и жестоко; кроме того, ведь это обман и насилие над свободным человеком! Я уже не раз собирался приставить дуло своего ружья к виску, но знаете, пока человек жив, жива в нем и надежда!

— Совершенно верно, мой друг, и мне вас душевно жаль! Вот у меня остались два червонца; я даю вам один из них; быть может, вам представится случай переслать] эту малость вашей бедной жене и деткам!

— А вот еще один от меня! — прибавил Филипп, подавая ему еще один золотой.

— Да сохранят вас все святые, синьор! — воскликнул солдат. — Хотя жена моя и дети едва ли получат когда-нибудь эти деньги, все же благодарю вас за ваше доброе отношение!

— Кстати, — заметил как бы мимоходом Кранц, — вы упоминали об одной молодой женщине европеянке! Что вы хотели сказать о ней, когда нас прервали?

— Это была очень красивая женщина, и наш комендант был сильно влюблен в нее!

— Где же она теперь?

— Она отправилась в Гоа вместе с одним приезжим патером, который знал се раньше. Звали этого патера о. Матиас, славный такой старик; он еще преподал мне отпущение грехов, когда был здесь!

— Так вы говорите, что комендант был влюблен в молодую женщину? — продолжал Кранц.

— Да. он положительно с ума сходил по ней; бродил за ней, как тень, по целым дням, и если бы не патер Матиас, он ни за что не отпустил бы ее отсюда, хотя и знал, что у нее есть муж.

— Так она отправилась в Гоа?

— Да, и, вероятно, была очень рада, что ей удалось вырваться отсюда; ведь, наш комендант очень докучал ей, а она, как видно, сильно тосковала по своем муже. Вам неизвестно, синьоры, жив ее муж?

— Нет, мы ничего не знаем об этом; хотя мы плавали с ним на одном судне, но давно ничего не слышали о нем!

— Ну, если он жив, то я от души желаю, чтобы он не попал к нам сюда: если он будет во власти нашего коменданта, то ему придется очень несладко. Этот человек ни перед чем не остановится, а здесь над ним нет высшей власти. Он смелый и отважный господин, несмотря на свой малый рост, надо отдать ему справедливость; но чтобы обладать этой женщиной, он рискнет, чем угодно, а муж — это очень серьезное препятствие! Однако лучше мне не оставаться так долго с вами, — добавил солдат, — в случае, если я понадоблюсь вам, вы всегда можете позвать меня; мое имя Педро. Спокойной ночи, синьоры, и тысяча благодарностей! — и солдат удалился.

— Во всяком случае, мы приобрели себе друга, — сказал Кранц, — а это никогда не мешает; кроме того, получили от него немаловажные сведения.

— Даже очень важные! Мы теперь знаем, что Амина отправилась в Гоа с патером Матиасом; теперь я уверен, что она в безопасности. Это прекраснейший человек, отец Матиас, и я могу

быть спокоен.

— Да, все это так, но не забывайте, что вы сами в руках вашего смертельного врага. Мы должны покинуть этот форт как можно скорее. Завтра мы должны подписать это удостоверение; оно не может иметь значения для нас, так как мы, вероятно, будем раньше в Гоа, чем туда придет эта бумага; кроме того, даже известие о вашей смерти не заставит вашу жену стать женой этого иссохшего маленького сухаря с большими усами.

— Я в этом уверен! Тем не менее это известие может причинить ей большое горе!

— Во всяком случае не худшее, чем ее теперешняя неуверенность и опасения. Но что рассуждать об этом: подписать удостоверение мы должны. Я подпишусь Корнелиусом Рихтером, третьим младшим помощником, а вы — Жакобом Вантритом, помните это!

ГЛАВА XXXII

Усталые и измученные переживаниями последних дней, Филипп и Кранц улеглись рядом друг подле друга и вскоре заснули. Рано поутру наши друзья были разбужены громким голосом маленького, но грозного коменданта и лязгом его громадного, не по росту, длинного меча о каменные плиты мостовой крепостного двора. Он кричал на солдат, угрожал одним заключением в карцер, другим усиленными работами, словом, проявлял свою начальническую власть. Увидя Кранца и Филиппа, он коротко и сухо приказал им следовать за собой. Развалясь на своем диване, маленький комендант спросил их, согласны ли они подписать удостоверение или предпочитают вернуться в подземелье башни? Получив желанный ответ комендант тотчас же потребовал бумагу и перо, приказал составить удостоверение и предложил Кранцу и Филиппу подписать его по всем правилам. Заполучив этот документ, маленький усач остался до того доволен, что предложил Кранцу и Филиппу остаться позавтракать с ним. За столом он снова подтвердил свое обещание предоставить им возможность вернуться на родину с первым судном, которое зайдет сюда. Хотя Филипп был мрачен и молчалив, зато Кранц являлся чрезвычайно милым и приятным собеседником, и комендант пригласил их к обеду. Когда они после обеда опять разговорились и заметно сблизились, Кранц сообщил португальцу, что у него и у его приятеля есть немного денег, и что они были бы очень обязаны коменданту, если бы тот указал им на какое-нибудь подходящее помещение, где они могли бы также и столоваться за известную плату, впредь до прибытия ожидаемого судна. Из желания ли иметь подходящую компанию или из желания получить несколько лишних червонцев, комендант предложил уступить им одну комнату в своей квартире и столоваться вместе с ним за известную плату. Кранц с радостью согласился на это предложение и тотчас же настоял уплатить вперед за несколько недель; это уже совсем расположило к нему коменданта.

На третий день их пребывания в качестве гостей в форте Кранц, видя, что его любезный хозяин в особенно благодушном настроении, воспользовался этим, чтобы спросить его, почему ему так желательно было получить удостоверение за их подписью о смерти их капитана, и в ответ услышал, что Амина дала свое согласие стать женой коменданта, если тот представит ей несомненное доказательство в том, что она свободна, и что мужа ее нет в живых.

— Не может быть! — воскликнул Филипп, вскочив со своего места!

— Не может быть! Что вы хотите этим сказать, синьор? — гневно покручивая ус и сердито сверкнув глазами, спросил комендант.

— Я бы тоже сказал «не может быть», — примирительным тоном вмешался Кранц, видя оплошность, сделанную его другом. — Если бы вы только видели, как эта женщина боготворила своего мужа, вы бы сами не поверили, что она могла так легко и так скоро перенести свои чувства на другого человека! Но женщины всегда останутся женщинами; кроме того, как я слышал, военные всегда пользуются у них особой любовью и предпочтением перед всеми остальными корпорациями… и весьма возможно, что у нее были уважительные причины… Пью за ваше здоровье и успехи, комендант!