Корабль призраков
Шрифт:
– Ты, говорят, была свидетельницей? – Вадик сразу взял быка за рога, не забыв прихватить со стойки стаканчик мадеры.
– Чего?
– Того, что случилось сегодня ночью.
– Только косвенной. Свидетелем был Макс. А что, твоя теория трещит по швам?
– Еще чего! Наоборот, все идет в русле… Не забывай, что Макс был членом якобы пропавшего экипажа. Почему он остался? Ты не задумывалась об этом? Так что его свидетельство гроша ломаного не стоит. Вот с политиком – другое дело. Интересно, куда его сунули?
– Не хочу даже разговаривать на
– Он где-то на корабле… Ты же видишь, какой он огромный… Здесь полк можно спрятать.
– Нет, Вадик, полк здесь не спрячешь. Всегда можно сказать, сколько человек на борту.
– Интересно, каким же образом?
– Он реагирует. Он реагирует на количество людей. Я не знаю точно, но чувствую…
– С тобой невозможно говорить…
– Послушай, Вадик, ты не видел папки в моем чемодане? – Я спросила об этом по наитию, я вовсе не была уверена, что Вадик взял папку, я вообще не была ни в чем сейчас уверена. Даже в ее существовании. Ведь если доводить теорию Вадика до абсурда, то можно предположить, что игра началась не с исчезновения команды, а со смерти Митько… Нет, это просто бред, я сама видела тело старпома, я знаю, что такое мертвые тела…
– Да не видел я никакой папки… Меня сейчас Лаккай интересует. Нужно прочесать весь корабль, простучать переборки; если понадобится, то все подряд… Раз уж они решили сыграть с нами, нужно уяснить их правила…
– Господи, Вадик! Переборки ты будешь простукивать до второго пришествия, и еще не факт, что тебе удастся что-то найти.
– Что же, так и будем сидеть?
– Я не знаю…
Возле двери послышалась возня. И почти сразу же в кают-компанию ворвалась взрывная волна липкого страха, которая сметала все на своем пути. На пороге появился адвокат Альберт Бенедиктович, который держал в трясущихся руках пожелтевший лист с неровными краями. На адвоката невозможно было смотреть.
Альберт Бенедиктович походил на медузу, выброшенную на берег.
– Почему мне? Почемумнепочемумнепочемумне?! – завизжал он и бросил листок на стойку перед Мухой. – Почему мне это подсунули?! Почему именно мне?!
Филипп и Антон бросились к адвокату. Он сразу же обмяк и упал им на руки. Вдвоем им удалось оттащить Альберта Бенедиктовича на кожаный диван в углу кают-компании. Пружины под адвокатом жалобно заскрипели, и, рухнув на диван, он снова стал причитать:
– Почему мне подбросили эту бумажку?! На что они намекают? Я не хочу больше участвовать в этом, сделайте что-нибудь, хоть что-нибудь сделайте…
Нейрохирург не стал дожидаться, пока Филипп принесет воды, и обрызгал адвоката минералкой, которую пил. Это возымело действие: Альберт Бенедиктович перестал орать, сбавил обороты и вскоре совсем затих. Сквозь всхлипы он попытался восстановить картину происшедшего:
– Просыпаюсь, а у меня на столе этот чертов листок, придавлен будильником… Я закрылся, никто не мог войти. И с вечера ничего не было, я поставил себе специально стакан воды и витамины… Мне нужно пить витамины… А утром появилась эта… Появился этот…
– Успокойтесь,
– Прочтите, что там! Там что-то ужасное… Вы видели этот листок? Он сам по себе ужасный… О-о, я больше не могу здесь оставаться…
Пока Антон пытался успокоить адвоката, все сгрудились вокруг бумаги, принесенной Альбертом Бенедиктовичем.
– Похоже на листок из судового журнала, – сказал Муха.
Это действительно был листок из судового журнала – неровно, наспех вырванный. Пожелтевший и обветшавший, почти расходящийся в руках. Чернила на нем выцвели и потеряли первоначальный цвет, но текст просматривался достаточно четко: вполне приличный, хотя и несколько отрывистый почерк. Записи были сделаны на английском языке.
Это был листок из судового журнала “Эскалибура” 1929 года.
Несколько минут все внимательно рассматривали запись.
– Дата сегодняшняя, – нервно хихикнул Муха. – С поправкой на год, разумеется. Как он только сохранился в относительно приличном виде, ума не приложу…
– Да, дата сегодняшняя, – подтвердил Филя. – Нужно прочесть. Толмач-то наш где?
– Ему необходимо отлежаться, – сказал Антон. – После сегодняшней ночи. Я попросил, чтобы он не выходил никуда. У него Карпик, так что скучать он не будет…
– Нам тоже не дают соскучиться, – мрачно пошутил Филипп. – Черт, у меня совсем хреновый английский. Вывески еще могу прочесть, а все остальное…
– Давай я. – Антон аккуратно взял листок в руки. – Все-таки практика докладов на конгрессах по нейрохирургии у меня имеется.
– Ну, и какие новости? – спросил Муха, когда Антон внимательно изучил листок.
– Паршивые. – Антон помолчал. – Судя по записи, сегодня произошла трагедия на охоте. Во время вечерней вылазки на тюленей сэр Алан Маршалл был случайно убит выстрелом в висок. Кем из охотников была выпущена пуля, установить не удалось… Запись сделана капитаном Николасом О'Лири двадцать шестого апреля в 22.00 по корабельному времени.
Филипп посмотрел на часы:
– Не произошла, а произойдет. Так будет точнее.
Его обычно мягкий голос прозвучал зловеще. Этого хватило, чтобы Альберт Бенедиктович снова впал в истерику.
– Почему этот листок подбросили именно мне? Почему, почему, почему?
– Успокойтесь.
– Я ничего дурного не сделал, почему же его подбросили мне.
– Послушайте, Альберт Бенедиктович – Антон попытался воззвать к разуму адвоката – В конце концов, здесь написано, что несчастный случай.
– Несчастный случай, хорошенькое дело!
– Здесь написано, что несчастный случай произошел на охоте. На охоте. Сегодня никто из нас охотиться не собирается и вряд ли соберется в ближайшее время. Так что не стоит принимать это всерьез…
– Не стоит принимать всерьез? А как эта бумаженция оказалась у меня в каюте? В закрытой изнутри каюте? Вы можете объяснить?
Антон набрал полные легкие воздуха, но:
– Нет. Я не могу этого объяснить.
– Что же мне делать? Что делать?! Что делать?!