Корабль смерти, Стальной человек и другие самые невероятные истории (сборник)
Шрифт:
— Как глубоко мы уже! — удивился мальчик.
— Шесть футов! — смерил взглядом Эрни.
Третий вернулся, и они снова принялись за работу. Они копали и копали до тех пор, пока у них не заломило спины и руки.
— А-ах, как же вы глубоко, — сказал мальчишка, который поднимал наверх ведро с землей. — Да там ведь ничего нету!
— Он сказал: десять футов, — напомнил Эрни.
— Знаете что, у меня больше нет сил, — сказал мальчишка, который был наверху.
— Ну и вали
— Я просто устал, — прокричал издалека убегающий мальчик.
Эрни повернулся к приятелю в яме.
— Тогда ты будешь поднимать землю наверх, — решил он.
— Ох, ладно, — пробормотал приятель.
Эрни продолжал копать. Когда он поднял голову и взглянул наверх, ему показалось почему-то, что края ямы вот-вот обвалятся и засыплют его. Он неожиданно испугался чего-то.
— Вылезай наверх! — закричал в конце концов мальчишка с ведром. — Там ничего нету, не ясно, что ли? Уже есть десять футов.
— Еще нет десяти футов, — возразил Эрни.
— Так на какой мы глубине, китаеза?
Эрни выпрямился и отер с губ песок. Теплые комья земли скатывались вниз с насыпи в яму. Из стенки вывалился жирный червяк и закопошился рядом с ногой Эрни.
— Ну, я пошел домой, — крикнул мальчишка сверху. — Мне влетит от матери, если я опоздаю на ужин.
— Тоже мне, еще один слабак, — в отчаянии сказал Эрни.
— Аа-х, как же я устал! — потянулся его приятель наверху.
Эрни попытался расправить плечи — как же ему стало больно!
— Ну, тогда все золото будет моим! — бросил он.
— Нету там никакого золота! — крикнул мальчишка сверху.
— Зацепи там веревку за что-нибудь, чтобы я смог вылезти потом из ямы с моим золотом, — ответил Эрни.
Мальчишка наверху огляделся вокруг и привязал веревку к кусту, росшему неподалеку от ямы, а другой ее конец опустил вниз. Эрни взглянул на небо и увидел, что оно потемнело — уже стояли сумерки.
Наверху появилось лицо мальчишки, заглядывающего в яму.
— Чего тебе здесь делать, пошли со мной, — дружелюбно предложил он.
— Я не уйду отсюда. — Эрни со злостью опустил голову и вонзил лопату в землю. Спиной он чувствовал взгляд своего друга.
— А ты не боишься? — спросил тот.
— Чего? — спросил Эрни, не поднимая лица.
— Я не знаю, — растерянно отвечал мальчик.
Эрни копал.
— Ну, — сказал мальчишка сверху, — тогда я побежал.
Эрни замер на месте. Он услышал, как шаги его друга смолкли в стороне. Он оглянулся вокруг себя и лязгнул зубами от холода. Он порядочно продрог в этой сырой и грязной ямище.
— Отлично, я остаюсь, — пробормотал он.
Золото целиком принадлежало ему. Не такой он дурачок, чтобы
— Еще немножко, — шептал он себе, — зато тогда я вернусь домой с сундуком золота.
Он уже едва держался на ногах, и вокруг было совсем тихо. Эрни чувствовал, как дрожь то и дело пробегает у него по спине. Он заставлял себя копать еще быстрее. «Я еще над ними посмеюсь, — думал он. — Я еще над ними всеми…»
Он откопал верх какого-то ящика — здоровенного, длинного ящика. Мальчик остановился, глядя вниз на доски и дрожа. «Найдешь большой…» С волнением он встал на ящик и потопал по нему ногами. Старое дерево издало глубокий глухой звук. Эрни быстро расшвырял лопатой землю с поверхности ящика, и лопата его застучала по крепкому дереву. Но очистить от земли весь ящик ему пока что не удалось — тот был слишком длинный.
Тут Эрни обнаружил, что крышка ящика состоит из двух половинок и каждая половинка закрыта на маленький ржавый железный замочек.
Он сжал зубы и сбил острым краем лопаты замок на одной половине. Половинка ящика откинулась.
Эрни дико закричал. Он вжался спиной в земляную стену и в бесконечном ужасе вытаращился на человека, сидевшего прямо перед ним в деревянном ящике.
— Сюрприз! — сказал мистер Хокинс.
Последние минуты
Существует по крайней мере два вечера в году, когда врач не желает никого лечить, — канун Рождества и Новый год. На Рождество Бобби Даскоули обжег себе руку. И я накладывал мазь и перевязывал ожоги как раз в тот момент, когда должен был бы сидеть дома с моей Рут и любоваться разноцветными огоньками на елке.
Так что меня не особенно удивило, что через десять минут после того, как мы приехали к моей сестре Мэри на новогоднюю вечеринку, мне позвонили из регистратуры и сообщили о срочном вызове в центр города.
Рут грустно улыбнулась и покачала головой.
— Бедняжка Билл. — Она поцеловала меня в щеку.
— Действительно бедняжка, — сказал я, отставляя первый за вечер бокал, еще полный на две трети.
Я погладил ее по далеко выпирающему животу.
— Только не рожай, пока я не вернусь.
— Сделаю все, что от меня зависит.
Спешно со всеми распрощавшись, я вышел из дверей, похрустел, подняв воротник пальто, по заснеженной дорожке к своему «форду», завел в конце концов мотор и поехал в центр города, сохраняя на лице то самоотверженное выражение, какое я столько раз наблюдал у множества других семейных врачей.