Корабль

Ечевский Данил

Так как больше ничего не оставалось, я зашагал в его сторону. Подойдя, я тут же попал под целый шквал вопросов, загонявших не иначе как в тупик. «Куда это вы направлялись?» – быстро спросил он. «Куда направлялся? Я хотел посмотреть на море, только и всего», – растерянно ответил я и увидел, как его лицо налилось недоумением. «Зачем же это? Что толку на него смотреть?» – с явным подозрением и негодованием донимал он. «Не знаю, я… я думаю, оно очень красивое, и потому хотел взглянуть», – прерывисто ответил я, не в силах подобрать нужных слов. «Вы вздумали смеяться надо мной, молодой человек?!» – захлёбываясь возмущением, прокричал он. «Нет-нет, что вы! Я ведь просто… – Едва успел я начать говорить, как он перебил и продолжил вопить: – Думаете, можно вот так вот надо мной подшучивать?! Я, знаете ли, главный на этой палубе, а вы, между прочим, мой подчинённый! Вы… вы… – прорычал он сквозь зубы. – Имя! Ваше имя! Я даже не знаю, как к вам обращаться! Вы! Как вас зовут, чёрт возьми?!» «Я не знаю…» – нерешительно пролепетал я. «Учитесь чётко отвечать на поставленные вопросы, молодой человек! А звать я вас буду… – промолвил он и, сделав задумчивое лицо, умолк. Размышлял он долго, что и неудивительно для человека, который только и умеет раздавать

приказы да находить причины для возмущения. Через некоторое время лицо его изменилось, наполнившись каким-то бойким самодовольством, и он отчеканил: – Звать вас будут Сигниф. Да! Сигниф! Ну так что же, Сигниф, будем работать?» «Эмм…» Его быстрая, громкая и строгая речь окончательно сбила меня с толку. Запутавшись в мыслях и не найдя что ответить, я стоял как вкопанный и ждал его реакции. «Правильно, молодой человек, делаете, что молчите. И это, конечно же, потому что вы понимаете, что данный вопрос не требует вашего ответа и решать здесь буду только я, а я говорю вам, что вы должны живо приняться за работу! Один из моих ребят введёт вас в курс дела. Так, дайте-ка подумать». Он сгустил брови и снова принялся раскидывать своим небольшим умом. Тут вдруг неожиданно он прокричал: «Сервус! Сервус! А ну мигом сюда! Куда делся этот болван?» «Я здесь!» – послышалось тотчас откуда-то издалека.

Уже через пару мгновений перед нами стоял высокий и чрезвычайно худой мужчина. Всё его тело говорило о какой-то таинственной болезненности. Костлявые руки длинились почти до самых колен, которые, в свою очередь, были слегка вогнуты внутрь и будто притягивались друг к другу, пытаясь сблизиться. Одетый в лохмотья, он производил ужасное впечатление. Хуже всего дело обстояло с лицом. Из-за изрядной исхудалости щёки впали, да и, в общем, кожа очень плотно облегала череп, невольно порождая мысль о том, что её натянули. Тёмные длинные волосы спадали вниз густыми прядями, между которыми проступала лысина, кое-где виднелась седина. Но что поражало больше всего, так это эмоции, бороздившие его лик. Я отличил среди них страх и волнение, но более отчётливо выделялся некий энтузиазм преданного пса, ожидающего, пока хозяин кинет ему кость.

«Я здесь», – повторил он ещё раз, запыхаясь и делая глубокие вдохи, чтобы как можно быстрее отдышаться и прийти в норму. «Отлично, Сервус! У меня для тебя очень важное и ответственное поручение. Видите этого юношу?» – он указал в мою сторону. Развернувшись, Сервус мигом взглянул на меня, осмотрев с ног до головы. «Это Сигниф, он у нас человек новый, и потому ты должен показать ему, как нужно работать, и разъяснить всё для этого необходимое, а также ты должен подобрать ему каюту на нужном этаже. Теперь он твой помощник. Как ты будешь распределять между вами обязанности, меня не беспокоит, а вот за что я действительно волнуюсь, так это за то, чтобы этот малец ничего не натворил. Он уже пытался навешать мне лапши на уши, так что будь как можно внимательнее. Пока что за все его делишки ты отвечаешь лично передо мной».

Всё то время, что он говорил, Сервус внимательно слушал и кивал, а когда этот надзиратель наконец закончил, Сервус понимающе покачал головой и отчеканил: «Да, конечно. Всё сделаю, как вы сказали, господин Вилик». После этого так называемый господин Вилик стремительно удалился, а Сервус перевёл свой взгляд на меня. «Ну что ж, следуйте за мной, молодой человек!» – сказал он и зашагал в сторону выхода с палубы. Я увязался за ним и в попытках найти ответы на накопившееся море вопросов несколько раз попытался догнать его и сравняться в ходьбе, но из раза в раз ничего не выходило по причине его широкого шага. Тогда я попробовал завязать диалог. «Сервус, постой, – сказал я впопыхах. – Я бы хотел о многом тебя расспросить». Тут вдруг он, не сбавляя темп, строго отрезал: «Ну, во-первых, молодой человек, с вашей стороны непозволительно обращаться ко мне на „ты“. Я вам не товарищ, а начальник, и что так же имеет немаловажное значение в данном вопросе, я вас старше. Думайте, с кем говорите, прежде чем болтать всякое. А во-вторых, в мои обязанности не входит отвечать на ваши вопросы, а посему будьте добры вести себя в рамках установленных правил и норм. Никому вы здесь не нужны со своими расспросами». Он холодно закончил, и я даже почувствовал, как по всему моему телу пробежали мурашки. Но решив не уступать, я продолжил: «Постойте, вы не можете нисколько не понимать мою взволнованность, ведь я здесь только первый день, и очевидно, у меня должны были возникнуть вопросы. Я столько всего видел, и никто даже не собирается это как-то объяснить! Если честно, пока что я нахожусь в ужасной растерянности и даже не знаю, что мне со всем этим делать! Хочется просто забиться в угол и… Я не знаю! Не хотите мне отвечать, так скажите хоть, где, как и у кого я могу всё узнать. Ну неужели с вами никогда не случалось ничего подобного?» Последние слова я произнёс уже почти что навзрыд. «Мы пришли», – сказал он так, будто вовсе ничего не услышал. Мы стояли возле ржавой стальной двери. Сервус подошёл к ней поближе, взялся за затвор и, приложив, как показалось, немалые силы, повернул его. Механизм ответил скрипом. Сервус потянул за ручку, и дверь сдвинулась. Нас овеял прохладный прелый воздух. Сервус мигом ступил внутрь, я последовал за ним.

«Что со мной было и чего со мной не было – не ваше дело! Идти вам с подобными расспросами некуда, не к кому, да и незачем. В действительности мне совершенно не ясно, каких объяснений вы ждёте и от кого. Для начала разберитесь в себе, а не лезьте к другим со своими глупостями! Как по мне, у человека, который говорит подобную бессмыслицу, просто-напросто не всё в порядке с головой. А что насчёт вашего желания забиться в угол, то тут я могу точно сказать, что на идиотство вроде этого у вас элементарно не будет времени, так как вы здесь в первую очередь для того, чтобы работать, а не выдумывать непонятную белиберду и лентяйничать. Запомните, на Корабле никто не смеет валять дурака!» – неожиданно ответил он, повергнув меня в шок и недоумение. Довольно быстро эти эмоции переросли в досаду и сильное негодование, и будучи не в силах больше сдерживаться, повысив голос, я заметил ему на эту реплику: «А вот здесь вы не правы, могу поспорить! На верхних этажах я видел кучу людей, которые только и занимались тем, что ублажали себя и предавались всяческим утехам! Какова их миссия? Разве они, по-вашему, не валяют дурака? Как вам такое?

И знаете, что ещё я вам скажу? Я дам вам эдакий совет! Вам следует серьёзно подумать, прежде чем отвечать, так как здесь, бесспорно, правда на моей стороне!» Не ожидав от меня ничего подобного, он застыл, после чего я увидел, как его серое лицо начало краснеть, и тут-то он обрушился на меня в ответ: «Как смеете вы критиковать и подвергать сомнению устройство Корабля?! Уж не знаю, что вы там видели, но что бы это ни было, если оно существует, значит, так должно быть и по-другому быть не может! Как вы не понимаете, что Корабль идеален во всех своих проявлениях и гранях! Нет ничего более справедливого и правильного, чем Корабль! За подобные высказывания вы запросто можете лишиться своей жизни! Так уж и быть, я спишу это на вашу юность и незнание, но впредь не смейте даже думать о вещах вроде тех, что вы с такой решимостью на меня выплеснули!» Я промолчал.

Сделав каменное лицо и отбросив в стороны все свои эмоции, я стал всматриваться в глаза этого человека. Я уже тонул в своих мыслях, отстранившись от всего происходящего. В те минуты появилось чувство, словно я был проглочен странным, сильным сновидением. Казалось, что оно подменило все вещи вокруг, и даже моё тело теперь принадлежало вовсе не мне. Всё изменилось и в то же время осталось прежним. Появилось очень странное и страшное ощущение, которое мучило меня и никак не оставляло в покое. Почва реальности ушла из-под ног, и странный Сон, прорвавшийся на её место, захватил мои чувства и стал пережёвывать мой рассудок. «Глупости какие-то, он говорит про Корабль так, будто это живое существо. Может, мне это показалось? Так или иначе, одно я теперь знаю наверняка: лучше держать свой язык за зубами, пока не выяснится, что здесь на самом деле происходит».

Так стоял я и думал, пока Сервус не потряс меня за плечо. Я сразу пришёл в чувство и увидел, как он протягивал швабру и безуспешно пытался сунуть её в мои руки. «Что ж вы не берёте? У меня нет времени на ваши причуды. Швабру в руки и бегом на палубу! А также возьмите стоящее в углу ведро. Позже я покажу вам место вашего ночлега. А теперь мне нужно идти, вы и так надолго оторвали меня от моих дел». Широким шагом он стремительно пересёк помещение, вышел и скрылся в свете дня. Постояв ещё немного и отделавшись от сонного тумана, окутавшего мой разум, я стал искать глазами нужную вещь. Благо я быстро наткнулся на неё. «Видимо, палубу давно никто не мыл», – рассудил я, посмотрев на окутанное паутиной ведро. «Но как может это быть правдой? Ведь на Корабле так идеально всё устроено!» – усмехнувшись, подумал я. Подняв ведро, я обнаружил, что оно было наполнено грязной, протухшей водой. «Ну, так как я не знаю, где достать свежую, и мне, в общем-то, всё равно, сойдёт и так», – продолжая посмеиваться, сказал я про себя. Я осмотрел комнату. Её можно было описать двумя словами: пыль и хлам. Поодаль от себя я обнаружил краник. «Сойдёт и так», – повторил я ещё раз.

Выйдя, я захлопнул тяжеловесную дверь и поплёлся по палубе. «Надеюсь, теперь никто не помешает мне глядеть на море», – с надеждой прошептал я в своём сердце. Я подошёл к борту и, облокотившись на него, стал всматриваться в бездонные синие глубины. Ветер гонял воду, порождая волны, а я растворялся в этой прекраснейшей игре сил. Могучий океан был не менее загадочен, чем небо. Показывая тебе несколько метров кристально чистой, прозрачной воды, он окутывал свои пучины беспросветным мраком. Что прятал он там, внизу? Какую тайну он навсегда сокрыл от моих глаз? Такой красивый и такой опасный, он очаровывал несчастную душу своим величием и неумолимостью, суля ей мучительную смерть. Если бы я мог побеседовать с океаном, я бы сказал ему, что он не менее прекрасен, чем небо. Я поднял глаза. Беспредельная высь была такой же таинственной, великолепной и жестокой. И если море раскинулось прямо передо мной и лишь небольшое усилие отделяло меня от единения с ним, то неисчерпаемая синева была ни за что на свете не достижима.

Мысли нагнали на меня тоску. «Бездонная пропасть надо мной и подо мной! Ах! В то время, как в жизни есть столь величественные, всеобъемлющие вещи, мой удел – стоять в стороне и довольствоваться грязью. Я бы мог делать что-нибудь действительно стоящее всего того ужаса, какой вынужден встречать я на своём пути. Чем же должен я оправдывать своё существование? Шваброй? – Я утомлённо посмотрел на неё. – Нужно приниматься за проклятую работу, пока не стало ещё хуже».

Взяв в руки швабру, я окунул мочалку в воду и, вытащив её, начал размазывать пыль по полу. Потянулись долгие, унылые часы. Мне всё же пришлось сбегать пару раз за новой водой, что я, конечно же, делать не хотел и как мог, выдумывая всяческие ухищрения, пытался предотвратить. Солнце припекало спину, и в перерывах я пробовал смотреть на него, но ничего не выходило. После подобных попыток у меня жутко болели глаза, а перед взором плавали красные пятна, размывающие взор. Как я ни старался, делая постоянные передышки, избежать изнеможения, я всё же устал и ощутил сильный голод, кроме того, моя кожа покраснела и начала зудеть, после чего я ощутил лёгкую лихорадку.

Сервус всё никак не появлялся, в то время как день уже близился к концу. Люди стали понемногу рассеиваться, тем самым обратив на себя хотя бы жалкую долю моего внимания. До этого я пребывал в некоем сонливом состоянии и не видел ничего вокруг. «Нужно будет попробовать заговорить с кем-нибудь из них. Да! Так я и сделаю, терять всё равно нечего», – размышлял я. Тут вдруг я поймал себя на том, как бездарно было потеряно всё время, проведённое за работой. Ни единого воспоминания об истраченных часах не находилось в оправдание этого преступления. Пока швабра занимала мне руки, я трудился и совершенно ни о чём не думал. «Жизнь так и проходит мимо, в то время как работа убивает всякие мысли», – мелькнуло в голове. В этот миг я проникся сожалением ко всем людям, жившим на Корабле. Лишь немногие из них имели досуг, но и те, кто имел, проводили время так же неразумно, как если бы они не покладая рук пахали. Но ещё большую печаль вызывало то, что я был вынужден точно так же растрачивать свою жизнь на какие-то глупости. Находясь под вечной безмерностью, размазывать грязь, а затем сгинуть в Ничто – таков смысл человеческой жизни, который устанавливает Корабль. Играть и проиграть, так как никакого выигрыша и не предполагалось. Тщательно и не жалея сил раскладывать по полкам хлам, который, в конечном счёте, проглотив тебя, исчезнет. Дарить себя и получать плевки в лицо. Положить своё тело на алтарь для съедения дикими безумными псами! – в этом рок судьбы.