Корабль
Шрифт:
«Неужели я действительно умнее? – быстро пронеслось в его голове. – Меня привело сюда прошлое, а не забота о будущем. Я хочу сохранить частичку прошлого. Ребекку», – подумал он.
На последнем этаже одной из высоких башен, где деревья и кусты образовывали парк, горел свет.
– Веришь ли ты мне? – спрашивала во время их последней встречи Ребекка. А когда он ответил утвердительно, сказала: – Тогда доверяй Бартоломеусу и другим. Они желают нам только хорошего. Они
«Нет, – думал он. – Бартоломеус и другие никогда не желали нам добра. Они думают лишь о себе и о Кластере, так же как Эвелин думает о других бессмертных».
– Видите? – Адам вытянул руку.
– Да, вижу, – взволнованно ответила Эвелин. – Это довольно высоко.
– Сто пятидесятый этаж. Последний. На крыше – парк.
Через полчаса они вошли в здание через вход, переделанный сервомеханизмами из окна. Эвелин посмотрела на значок на скремблере.
– Все в порядке, – она села в прихожей. – Надеюсь, здесь есть лифт.
– Он находится с другой стороны здания, – Адам показал на лестницу.
Эвелин застонала.
– Если вы устанете, я могу вас понести, – сказал дряхлый старик молодой бессмертной. – Этот мобилизатор достаточно мощный.
Дверь была открыта. В прихожей горел свет.
– Это мне что-то напоминает, – прошептала Эвелин.
– Что? – так же тихо спросил Адам.
Она махнула рукой:
– Ничего.
Адам вошел внутрь. Здесь и там горели маленькие лампы, наполняющие пространство светом и создающие уютную атмосферу. Он стал подниматься по лестнице с высокими ступенями, мимо мебели, которая, казалось, была сделана из настоящего старого дерева. Несколько секунд был слышен только шум сервомоторов и вой ветра в полуоткрытом окне.
– Ребекка?
Она сидела на балконе. Адам видел на шкафу ее тень – Ребекка смотрела на приближающуюся грозу, на вспышки молний над ночным морем. Он подошел ближе.
– Ребекка?
Она повернулась.
– Адам? – пораженно спросила она, указав на пустое кресло. – Ты пришел сюда пешком?
Ребекка включила лампу, висевшую рядом со скамейкой напротив парка на крыше, превратившись из силуэта в девяностолетнюю смертную. Как и во время их последней встречи, ее тело обрамляла поддерживающая конструкция.
– Ребекка, я хочу тебе сказать кое-что важное. Машины – Бартоломеус и другие – все время лгали нам.
Слова лились из него: это были не те вдумчивые, постепенно открывающие Ребекке правду, подготовленные слова, а резкие слова, полные боли, печали и гнева.
Ребекка слушала все почти десять минут, задавая то один, то другой вопрос, на которые Эвелин была готова ответить. Наконец она встала:
– Для первого раза информации слишком много, – сказала она. – Я хочу пить. Что думаете насчет кофе? У меня есть кофе из Амаззонии, из настоящих какао-бобов. Я скоро вернусь. Это не займет много времени.
Наполовину поддерживаемая
– Кофе? – прошептала Эвелин. – Весь ее мир перевернулся с ног на голову, а она говорит о кофе. Тут что-то не так, Адам.
– Это ее реакция на неожиданность, – ответил тот, но через его сознание пронеслось сомнение, что она может не вернуться.
Но она вернулась, и не одна. С ней была женщина, с кожей, похожей на серебро, холодно-серыми бровями и ледяным взглядом.
– Мне очень жаль, Адам, – сказал Ребекка, хотя в ее голосе не было слышно никаких ноток сожаления. – Эта женщина, эта бессмертная… Ей каким-то образом удалось ослепить тебя ложью.
– Ослепить? – отрывисто повторил Адам.
Строй его мыслей нарушился. Каждая из них прыгала и танцевала, ища способ выйти наружу.
– Я говорю правду, Ребекка. Машины используют нас, украли у нас свободу. Они разрушили то, что было между нами. Помнишь, Ребекка? Мы хотели…
Она не дала ему закончить мысль:
– Пускай мы и остались смертными, но машины нам помогают. Когда нам что-то надо, они всегда тут как тут. Ты пренебрег их доверием.
Адам слышал от Ребекки ложь, которой сам недавно верил, и видел по холодному взгляду, что не может ей помочь сделать выбор между правдой и вымыслом.
Странно, но он подумал об орле, летавшем в тот день над плато Гималайя, которого он видел, ожидая, что Ребекка получит бессмертие. Он ощущал кристальную чистоту воспоминаний от тумана забытья. «Возможно, – думал он, – этот орел летал недостаточно высоко для Ребекки. Он не мог видеть горизонт своего мира, не говоря уже о будущем. Приехать к Ребекке было трагической ошибкой, которую уже не исправить, и она значила гораздо больше, чем личная неудача».
Эвелин достала из сумки предмет, и Адам с удивлением увидел, что это оружие, бластер, который она направила на Уранию. Но она не успела им воспользоваться, потому что ей в лицо ударила молния, такая сильная что Адам закрыл глаза. Когда он снова смог видеть, Эвелин лежала в траве рядом с кустом роз. Он подошел к ней, присел рядом и протянул руки.
– Она не умерла, – сказала Урания. – Я лишь выстрелила в нее снотворным.
Адам посмотрел на оружие, которое Эвелин держала в правой руке.
– Не делай этого, – раздался другой, более знакомый голос.
Адам поднял голову: из комнаты вышел Бартоломеус и встал рядом с Уранией.
«Они знали, что я приду сюда, – подумал он. – Так легко было предсказать мои действия, прочитать меня».
Он снова посмотрел на Эвелин, она лежала неподвижно. В один момент он спросил себя: что с ней будет. Он знал ответ. Знал, что ее ожидает.
Урания приблизилась и подняла оружие. Это был последний шанс, если шансы вообще были. Она повернулась к Бартоломеусу, не обращая никакого внимания на Ребекку, стоявшую в стороне.