Кораблекрушение у острова Надежды
Шрифт:
На безоблачном небе ярко светило солнце. Синее, спокойное море ласково приглаживало золотые полоски песчаных островов. Резко вскрикивая, проносились над кочем «Аника и Семен» большие белые чайки.
Неподалеку от коча виднелись два гладко оструганных высмоленных креста.
Глава тридцать третья
И В КОРОБ НЕ ЛЕЗЕТ И ИЗ КОРОБА НЕ ИДЕТ
Коч Степана Гурьева «Аника и Семен» медленно подходил к торговому берегу на Глинках. Шли мимо высоких амбаров, тесно поставленных друг к
У амбаров купца Прохора Фролова, несмотря на дождь, выгружалась большая, раздутая в боках лодья. Ярыжки, накрывшись рогожами, шлепая босыми ногами по доскам, таскали на спине тяжелые мешки. На носу лодьи красовалась петушиная голова с огненно-красным гребешком и золотым клювом.
У других амбаров стояли барки с хлебным грузом. Люки на них были закрыты от дождя намокшей парусиной.
Ветер раскачивал растущие на пригорке березы, срывая пожелтевшие листья.
У строгановского двора коч «Аника и Семен» прислонился к мокрым деревянным мосткам. Сойдя на пристань, Степан Гурьев вошел в амбар, наполненный кулями с хлебным зерном, поздоровался с амбарными сторожами и по узкому проходу у самой стенки вышел к задним воротам.
Сюда подъезжали телеги, здесь грузили или выгружали товары.
Никогда кормщик Степан Гурьев не возвращался из морских походов в родное становище с таким тяжелым сердцем. Наоборот, всегда на душе было легко и радостно — ведь довелось благополучно вернуться домой, минуя опасности и трудности плавания. Но на сей раз все выглядело не так, и Степан думал, что теперь-то и начнется самое страшное и трудное.
А самое тяжелое — не было Анфисы, некому было рассказать про свои дела и заботы и не у кого спросить совета.
Степан медленно, не поднимая головы, добрался до города, миновал Спасский собор и вошел в дом холмогорского приказчика Максима Плотникова.
Хозяин сидел за столом и пробовал жемчуг, пуская зерна катиться по серебряному блюду. Хороший жемчуг был кругл и катился далеко.
Он принял Степана по-прежнему радушно, усадил за стол, угостил хмельным медом.
— Что больно грустный, Степан Елисеевич? — спросил хозяин. — И седых волос много прибавилось.
— Анфису душегубы убили, — глухо отозвался Степан.
— Анфису, жонку твою!.. Упокой, господи, ее душу. — Максим Плотников перекрестился. — Вот уж никогда не думал! Как же так?
Степан откровенно рассказал про свои дела и о том, как убили Анфису.
— Вот как. Значит, в тебя метили злодеи. В соборе панихиду завтра отслужим, — сказал приказчик и еще раз перекрестился. — Сам протопоп пусть служит со всем причтом.
— Хорошо бы. Мы-то без попа целый год прожили.
— Панихиду отслужим… И я тебе новости расскажу, хлебни-ка еще хмельного. — Хозяин передал Степану сулею. — Теперь слушай: Васька Чуга, дружок твой, — убивец Семена Аникеевича Строганова… В Сольвычегодске воевода дознался.
Максим Плотников впился глазами в гостя.
— На острове он мне рассказал
— Здешнему воеводе велено Ваську в железа заковать и немедля в Москву отправить, в разбойный приказ.
— Разве не голова Семен Дуда судом вершит?
— Воеводу прислали. Князь Василий Андреевич Звенигородский теперя у нас. — Плотников глотнул браги.
— Василия Чугу я задерживать не мог да и не хотел. — Степан Гурьев развел руками. — Накипело у него.
— Слушай далее. Варничный приказчик Макар Шустов на тебя напраслину возвел. Будто ты тоже в том деле замешан. Знал-де Степан Гурьев, что Васька Чуга убивец, и кормщиком взял. Неспроста взял… Я-то знаю, откуда ветер дует, да ведь не все так, другие и поверили.
— Как Никита Григорьевич Строганов?
— Он-то за тебя, да уж больно Макар Шустов хитер. А скажи, как, мыслишь, Москва на твой поход посмотрит? — Плотников понизил голос: — Не сочтут ли бояре за разбой? Тебе бы с Никитой Григорьевичем посоветоваться. Наш воевода узнает, что ты здесь, может и в темницу спрятать.
— Как же быть, Максим Петрович?
— Мой совет, — Плотников задумался, — дам я тебе, Степан Елисеевич, карбас и шестерых молодцов на весла. Бери с собой Митрия Зюзю. Каков он у тебя?
— Кормщиком сделал, хоть куда мореход.
— Ну вот. Он ведь тоже все знает и в Сольвычегодске был. Ты его подле себя держи, пригодится. Не теряй времени, гребись в Сольвычегодск.
— А как же мореходы, товарищи мои?
— Свое дело выправишь, и им легче будет, все равно воевода к допросу всех приведет.
— Давай карбас и людей. — Степан понял, что терять время нельзя. — Я на свой коч зайду, попрощаюсь.
— Дело твое. Эй, Трошка!
В комнату вошел молодой белобровый парень.
— Отведи кормщика на мой карбас, а по пути гребцов покличь.
— Спасибо, Максим, — друзья в беде познаются.
— Желаю удачи, Степан.
Макар Плотников обнял гостя.
Теперь все предстало перед Степаном в своем свете. Он понял, что Макар Шустов главный его враг и что этот враг не пожалеет его. Был бы жив Семен Аникеевич, никто не посмел бы затевать дело, и не такое случалось у Строгановых и сходило с рук. И с другой стороны — не было бы Макара Шустова, Строгановы и сейчас замяли бы дело. Но Шустов тянул свою линию. Ему надо спихнуть Степана и сесть на его место.
Если Макар Шустов написал в Москву царю и великому князю и на свой лад обсказал все дело, худо придется. Однако Степан не считал себя виноватым и верил, что судья найдет истину. Он мог бы убежать, как это сделал Василий Чуга, но не хотел унижать себя. «Зачем я поставил Макара в старшие приказчики! — казнился Степан. — Худо, очень худо, но ничего поправить нельзя».
Опять пошли дни и ночи на великой Двинской реке. Северные ветры помогали карбасу двигаться вперед. Степан Гурьев не слезал с постели. Берега реки, обычно восхищавшие своей своеобразной красотой, на этот раз его не радовали.