Корабли и люди
Шрифт:
Во время манёвров мне пришлось проложить свинцовый, невероятно тяжёлый кабель для связи сухопутных подразделений с кораблями. Две катушки кабеля я погрузил на две шлюпки, гребцами были матросы с «Бедноты». Ширина Амура в месте пролегания кабеля была около километра.
Больше часа, напрягая все силы и умение, матросы гребли поперёк реки, взяв угол упреждения против течения. Кабель был проложен, связь была налажена. На разборе манёвров руководитель учения командующий Я. И. Озолин отметил это как хорошую выучку матросов канонерской лодки.
С
Этой яхтой, спущенной на воду в 1911 году, командовал военмор Александр Иванович Клюсс. Плавая у берегов Камчатки, моряки по радио узнали, что во Владивостоке совершился контрреволюционный переворот.
Командир и команда, не желая идти к белым, прорвались в Шанхай, где в течение двух лет под советским флагом в окружении белогвардейцев и русских эмигрантов простояли в порту, отражая их попытки с оружием в руках захватить корабль.
На корабле был один изменник, который наводил белогвардейцев на захват судна. Он был разоблачён и арестован командиром при каюте, в которой содержался под охраной часового два года.
В 1922 году на Дальнем Востоке установилась Советская власть, и Клюсс привёл корабль во Владивосток, где тот получил новое имя – «Красный Вымпел». Изменник был судим и наказан. Впоследствии А. А. Романовский, бывший тогда штурманом на «Завойко», написал замечательный роман «Верность» об эпопее яхты «Адмирал Завойко».
В зимний период личный состав кораблей производил вымораживание корабля из льда – своеобразное докование. Делается это так: когда толщина льда достигнет примерно полуметра, вокруг корабля вырубается лёд сантиметров на тридцать. За ночь под утонченным льдом нарастает такой же слой льда, как и вырубленный. Снова днём снимают слой – и так, подкладывая под днище корабля клетки, до тех пор, пока подводная часть корабля не оголится полностью. Тогда приступают к её осмотру и ремонту корпуса.
В установленные расписанием дни личный состав занимался в классах по изучению механизмов, материальной части орудия, тренировками на приборах, строевым обучениям и, конечно, политподготовкой. Всем этим делом руководил А. А. Романовский. Так в напряжённой учёбе и ремонте кораблей прошла вся зима.
Весной 1929 года из Владивостока приехал командир сторожевого корабля «Боровский» Владимир Александрович Потёмкин и с согласия командующего получил разрешение перевести меня на «Боровский» на должность вахтенного начальника и ревизора. Так, благодаря хорошей аттестации, данной мне Галлем за летнюю кампанию, я с реки попал на море.
Снова в погранохране
Командование погранохраны, узнав, что я мальчишкой служил в погранвойсках, возбудило ходатайство,
В морпогранохране меня привлекала возможность самостоятельного плавания на малых кораблях. Я был назначен помощником командира пограничной парусно-паровой шхуны ПС-10, командиром которой был некто Симон, небольшого роста, коренастый, толстый моряк, хромой и большой любитель спиртного.
Он никогда «не просыхал», даже в море. Он был удивительно похож и внешностью, и характером, и повадками на знаменитого одноногого Джона Сильвера, по прозвищу Окорок, пирата из стивенсоновского «Острова сокровищ», разыскивающего клад капитана Флинта.
История этой парусной шхуны такова: для эффективности службы погрансудов во Владивостокском погранотряде недоставало. Было поручено купить какую-нибудь «посудину» в частном порядке у японских купцов.
В Японию был послан инженер-механик базы Даньковской – он и присмотрел это судёнышко. Японский купец, конечно, обманул нашего инженера и сумел подсунуть ему деревянную посудину, изъеденную морским жучком, со старым однотрубным паровым котлом. Так мы и получили ПС-10 водоизмещением около 300 тонн, со скоростью хода под машиной 8 уз, а ещё и с парусами – до 14 уз. Установили на шхуну 76,2-мм орудие и «образовали» пограничный корабль.
Вот на этом «крейсере» под командованием стивенсоновского пирата в середине лета 1929 года и отправились мы к берегам Камчатки на охрану границы и рыболовных промыслов от японских браконьеров.
Расстояние от Владивостока до берегов Камчатки около 1200 миль. На переходе в проливе Лаперуза между Сахалином и Хоккайдо мы попали в настоящий шторм баллов 9–10. Ветер был встречный. Под машинами и одним фок-парусом при лавировке мы делали узла два-три. Штормовали три дня. С выходом в Охотское море погода изменилась. Заштилело.
Как-то утром показался остров Шумшу. Море зеркальное, на поверхности – тысячные стаи водоплавающих птиц. Наш корабль шёл бесшумно, и стаи взлетали с воды перед самым форштевнем. Прошли первым Курильским проливом, обогнули южную оконечность полуострова Камчатка, мыс Лопатка и пошли вдоль восточного побережья Камчатки. Мы – в Тихом океане! Показалась сопка Ключевская – действующий вулкан. Прошли вход в Авачинскую губу, ограждённый двумя высокими скалами, ошвартовались у небольшого деревянного причала в Петропавловске.
Петропавловск-на-Камчатке был тогда небольшим городом с одноэтажными деревянными домами, с населением не более двух тысяч человек. Из культурно-развлекательных объектов было кафе «Дод» – Добровольного общества помощи детям, с молоденькой и хорошенькой заведующей. Понятно, что мы стали постоянными посетителями этого «культурного центра».
На пляже за городом была «собачья стоянка». На вбитых кольях, на коротких цепях, не дозволяющих общения животных между собой, содержалось не менее тысячи ездовых собак – основной способ передвижения аборигенов.