Кораблики, или «Помоги мне в пути…»

Крапивин Владислав

Волосатый дядька вдруг встал с дивана. Грузный, с обвисшими руками.

– Я, кажется, врубился в ситуацию. Даже и не знаю… как теперь…

– Мне бы ваши проблемы, – искренне сказал я. – Карина, интернат этот где?

– Да при той самой школе! Небольшой такой, уютный. Для ребятишек, у которых родители в отъезде… Петя, ты прости меня…

– Прощаю… Собери мои вещички, потом зайду.

– Петя, я же… Постой! Ребята сейчас все равно в загородном лагере!

Но я кинулся к школе. Там было пусто, лишь дежурила бестолковая девица-практикантка.

Она подтвердила, что ребята в лагере, но как связаться с ними – не знала. Я выяснил это в справочном, связался сам. Из лагеря ответили, что все дети в шлюпочном походе, вернутся к вечеру.

Значит, еще несколько часов Петька будет думать, что я мертв!

Но что было делать?

Я позвонил на грузовую космостанцию, спросил о Викторе. Его быстро отыскали. Он увидел меня на экране, охнул, отвесил губу. Но быстро пришел в себя.

– Питвик, приезжайте сюда! По связи все не объяснишь.

Мы встретились в комнате отдыха диспетчеров. Виктор даже пощупал меня: правда ли это я?

– Повезло вам, Питвик. Глазам не верю.

– Как это все случилось?

– Ну, как… Сработали датчики, компьютеры проанализировали событие: взрыв в Пространстве. Аннигиляция…

– Но этого не могло быть! Это исключено!

– Ничего полностью не исключено, – похоронно ответил он. – Что мы знаем о межпространственном вакууме?..

И я вспомнил похожие слова Конуса.

Бедняга Конус. Бедняги Дон и Рухадзе. Коля и Владик… А может, им даже легче, чем Юджину, мне, Мите Горскому. И Виктору…

– Горский вместе с Юджином? – спросил я его.

– Да. Все там, кроме меня… Я, по правде говоря, решил, что все, крышка этому делу. А они пытаются еще что-то спасти. Хотя бы теоретическую часть. Сохранить схемы для будущего. Кое-что восстанавливают… Для нового Конуса. Но его теперь не построить и через полсотни лет.

– Ну почему же…

– Правительство прекратило выплаты и законсервировало базу.

– А там, в Антарктиде?

– Там автономные лаборатории Международного общества межпространственных проблем. Дали ребятам участок. Но мощности-то мизерные…

– Виктор, можно отсюда связаться с ними?

– С ними сейчас ниоткуда нельзя связаться. Они под землей, там темпоральная автономия и магнитная блокада – для отладки микромодели Конуса. Следующий сеанс связи только через две недели… И если даже прилетишь к ним, вниз все равно не пустят, режим… Пит, а Карину-то видел?

– Видел…

– Ну… и что?

– А что "что"? И в этом ли сейчас дело…

Он вздохнул, будто виноват был.

Я поднялся.

– Поеду в лагерь, к Петьке. Боюсь я за него почему-то.

3

Фаэтон-автомат, узнав, куда мне надо, развязно сообщил:

– Недешево обойдется. Две сотни километров.

– Поехали… – Мне не хотелось ни на поезд, ни на вертолет. Тяжело было видеть людей. А на этой неторопливой машине к вечеру как раз успею на мыс Три Паруса, в лагерь "Зюйд-вест"…

И

успел.

Ребята уже вернулись из похода. Смуглые, веселые. Многие так похожи были на Петьку, я вздрагивал.

Но Петьки не было.

Он вообще не приезжал в лагерь.

Пожилая директорша сказала беспомощно:

– Он ведь ушел от нас в начале июня. Совсем. Забрал своего кота и ушел. Ничего не сказал. Лишь через три дня позвонил издалека, из Старотополя: "Не волнуйтесь за меня, я останусь здесь". – "Как останешься? – говорю. – Где, с кем?" А он отключил связь… Конечно, мы направили запрос в Старотопольское бюро по охране детства, в полицию. Оттуда сообщили, что сигнал принят, ведется розыск. А потом – ни звука. Оно и понятно – чужое государство…

Я вылетел в Старотополь в тот же вечер, был на месте ночью.

Утром позвонил в фирму "Барьер", Турунову. Изложил все как есть. Даже не скрыл на сей раз, кто я такой на самом деле.

Турунов был здесь единственный человек, на которого я мог хоть как-то положиться.

Но, кажется, надеялся я зря. Ефрем Георгиевич повздыхал и неуверенно обещал навести справки. Потом посоветовал:

– Вы все-таки обратитесь в Бюро по охране детства. Там должны регистрировать всех беспризорных…

Я не стал звонить, узнал адрес бюро и поехал туда. Потому что пока ты в пути, есть надежда.

Меня без проволочек принял очень пожилой и очень усталый чиновник. Предложил без всяких эмоций:

– Оставьте данные мальчика и свой номер. Когда что-то выяснится, сообщим.

Я оставил. И вернулся к себе в отель "Морской". Почти сразу раздался сигнал "Агата".

– Господин Викулов? К сожалению, среди зарегистрированных безнадзорных детей вашего мальчика нет.

– Понятно… А что, есть и незарегистрированные?

Чиновник утомленно глянул с экрана:

– Вы с Луны упали? Посмотрите, что делается в городе.

Я пошел по Старотополю. Смотрел. Их было в самом деле много – помятых, бесприютного вида пацанов. Всяких – и совсем малышей, и почти взрослых. Только не было нигде Петьки.

И опять за мыслями о Петьке почти позабылась другая беда. Тем более, что ту беду все равно исправить было нельзя. А Петька…

Я вышел на площадь Трех церквей. Посмотрел на башню той церкви. Закрыл глаза. Ощутил себя мальчишкой, стоящим в подвале по колено в ледяной воде.

Блеск электрической свечки, лоскутные паруса кораблика, искры на латунном кружеве оклада.

"Помогите мне найти его… Ведь он – это единственное, что у меня есть в жизни! Помогите… Не отнимайте надежду!"

Потом я опять шел по улицам. Смотрел. И надежда жила. Я вспомнил сосновый свой кораблик. Корабли – они ведь символы надежды…

От этого соснового кораблика мысли перешли к другому – бумажному. К тому, который я оставил в траве у памятника.

Если Петька в Старотополе, он, конечно же, бывает там, у мамы. И наверняка тоже оставляет кораблики. И это – знак. Это след.