Коралловые четки
Шрифт:
Я заметил, что Франшар не предвидел такого ответа. Облако тревоги нарушило торжественное выражение его лица.
— Предположим, что свадьба совершилась, — продолжал я. — Уверены ли вы, что болезнь m-lle Франшар не возобновится? Я имею в виду немедленные последствия свадьбы.
Я должен был дать это пояснение ради уверенности, что меня поняли; Франшар встревожился еще более; его большие глаза навыкате округлились, глядя на меня.
— Предположите, что во время событий, на которые я намекаю, произойдет нервный припадок; предположите, что m-lle Франшар впадет в каталептическое состояние, в котором я видел ее вчера; подумайте, что будет позван врач. Знаете ли вы, что он
Всякая торжественность исчезла с лица моего собеседника. Он не предвидел такого аргумента и не знал, что ответить. Может быть, он еще недостаточно ясно понимал, что я хотел сказать? Я счел себя обязанным дойти до конца.
— Врач скажет, барон, что m-lle Франшар страдает тяжелой формой истерии.
Это слово поразило моего хозяина. Оно вызвало в его уме не представление о многообразном неврозе, а то особое понятие, которое с ним связывает публика.
— Моя дочь! Истеричка! — пробормотал он.
— Это скажут почти все врачи. Мое личное мнение совершенно иное, барон; но в этом я являюсь пока исключением среди медицинского мира. Большинство из моих коллег скажет Делилю: «Ваша жена страдает сильной истерией». Некоторые из них посоветуют специальное лечение в психиатрической больнице.
Теперь в смущенных чертах барона Франшара выражался ужас. Я видел, что сказанного достаточно, и поднялся, прибавив в заключение:
— Врач, призванный просвещать тех, кто обращается к его знаниям, несет обязанности, часто тягостные. Я сейчас выполнил одну из них и прошу извинить мою необходимую откровенность. Знаю, что вы — человек осторожный и разумный. Достаточно направить на данный пункт ваше внимание, чтобы вы пришли к зрело обдуманному решению. Прощайте, барон; примите мою благодарность за оказанный мне любезный прием.
Но барон уж не хотел отпустить меня. Он тяжело вздохнул и сказал:
— Останьтесь еще на несколько минут, доктор. Вы меня очень напугали. Люси — истеричка! Какой скандал! Боже мой! Какой скандал!
— Я не сказал, что m-lle Франшар страдает истерией; правда, большая часть моих коллег поставила бы такой диагноз.
— Можно ли ее вылечить?
— Ее нечего лечить от болезни, которой у ней нет. Достаточно только не ставить ее в такое положение, которое неизбежно приведет к нервному припадку.
— Так вы уверены, доктор, что у нее будут новые припадки, если она выйдет замуж?
— Нет, сударь, я в этом не уверен. Я только считаю это весьма вероятным. Повторяю вам, ваша дочь чрезвычайно впечатлительна и чувствительна.
Франшар как будто успокоился.
— Нет ли какого-либо средства излечить эту чрезмерную впечатлительность?
— Никакого. Это — дело времени, физической гигиены, душевного покоя и материнства; но материнства желанного, а не навязанного. Бром и успокоительные могут подействовать лишь временно, и употребление их, в конце концов, ухудшило бы состояние вашей дочери вместо того, чтобы помочь. Подумайте обо всем, что я имел честь изложить вам, и позвольте проститься с вами.
Я предоставил Франшару раздумывать, а сам вернулся к доктору Дюссирону. Охоты к разговору у меня не было, и мой коллега, отпустив несколько дружеских шуток насчет моей молчаливости, не стал мешать моим размышлениям, как только увидел, что они серьезны.
— Прощайте, Эрто, — сказал он при расставании. — Вы подпали под обаяние Люси Франшар, и судьба этой девочки вас тревожит. Болван-отец принесет ее в жертву своим кумирам, будьте в этом уверены, и забудьте о ней. Мало ли что нам приходится видеть, — прибавил он со своей обычной философией.
Я не разделял его скептицизма. Я привязался к Леиру и действительно подпал под
Около полудня ко мне пришел господин Леир; я сообщил ему успокоительное известие; он был к нему подготовлен своим последним сновидением. Он так передал мне мой разговор с госпожой Франшар, как будто при нем присутствовал. Я, смеясь, упрекнул его в отсутствии полной откровенности, и ему пришлось признаться, что во время их «духовных свиданий», — употребляя выражение аббата Жога, — он сообщил m-lle Франшар о моем участии в их деле. Но визит его имел определенную цель. Он получил от господина Франшара письмо, в котором тот просил его вернуть найденные им четки, за что заранее благодарил его с преувеличенной вежливостью.
— Напишите Франшару, что вы отдали четки мне, — сказал я, — и дайте их мне: я беру на себя доставить их по принадлежности.
Леир, начинавший выказывать слепое ко мне доверие, тотчас же отдал мне коралловые четки. Я запаковал их и отправил аббату Жога, настоятельно прося его отдать их только самой m-lle Франшар.
Я постарался, насколько возможно, утешить Леира, который сильно приуныл.
— Надо быть бодрее, — говорил я. — Все пойдет хорошо. Я не вижу возможности избежать свадьбы m-lle Франшар с Делилем; мне хочется даже, чтобы эта свадьба состоялась скорее, так как я вижу в ней предварительное условие вашего будущего счастья. Предоставьте событиям идти своим путем. Я требую от вас только двух вещей: первая — усердно работать и сделать свое положение насколько возможно блестящим. Постарайтесь привести к удачному концу ваши изыскания относительно замены сернистой кислоты веществом эквивалентным, но более легко выделяемым; посмотрите, не может ли ваше знание химии помочь вам открыть производство, полезное для компании капиталистов, которая с вами уже советовалась. Сделайте что-нибудь выдающееся. Вторая вещь, которой я требую, — следующая: сообщайте мне подробно обо всех ваших сновидениях. Я говорю только о тех, которые этого стоят. Окажите мне одолжение: подробно записывать каждое утро сон предшествующей ночи. Впоследствии мне понадобится этот очень подробный отчет; я воспользуюсь им, чтобы постоять за вас. Ожидайте с надеждой дальнейших событий.
Моя уверенность как будто произвела впечатление на Леира. На другой день я получил от него только записочку: он сообщал, что его сновидения прекратились с тех пор, как он отдал коралловые четки. В письме госпожи Франшар заключалось известие, что свадьба ее дочери отложена до пятнадцатого марта. Я начинал надеяться, что господин Франшар стал помягче, как вдруг 29-го февраля получил письмо от аббата Жога. Добрый священник предварял меня о своем посещении на завтра и просил меня сохранить его в тайне.
Весть о таком таинственном визите возбудила во мне любопытство, и дни 27-го и 28-го февраля показались мне необычайно длинными. Наконец, наступил вечер; я долго ждал аббата Жога, прежде чем сесть за стол: он явился только в половине девятого, уверяя, что уже пообедал.
Я тотчас утащил его в кабинет и там, закрыв двери и окна, предложил ему высказаться.
— Я привез вам много новостей, доктор. Из них первая: брак неотложно назначен на 15-е марта. И этим мы обязаны преподобному отцу Фюрстеру, — тут священник вздохнул. — Боюсь, что временные выгоды церкви помрачили идею ее духовных интересов в уме этого достойного и ученого священнослужителя. Его намерения, конечно, превосходны, так как Бог имеет в нем усерднейшего слугу; но я очень боюсь, как бы, сам того не зная, он не стал противником Пресвятой Девы.