Корделия

Грэм Уинстон

— Хорошо, дядя Прайди. Я позабочусь о том, чтобы вы не замерзли. — Она вдруг отдала себе отчет в том, что ей гораздо легче называть этого безобидного старика дядей, чем мистера Фергюсона — отцом.

— Боятся лишний раз пошевелить пальцем, — проворчал Прайди, энергично потирая перед камином руки. — В наше время все слуги на один манер. Этот лодырь Холлоуз. Они все еще там? — он мотнул головой в сторону гостиной.

— Да. А вы не хотите зайти?

— Когда эти пташки высиживают свои грандиозные проекты? Не хочу им мешать, а то еще спугну. Пускай себе сидят, посмотрим, что-то высидят. Угощайтесь.

— Спасибо. — Корделия

заглянула в большой бумажный кулек и взяла конфету. На какое-то мгновение их головы оказались на одном уровне. С близкого расстояния лицо старика выглядело чуточку асимметричным.

Их взгляды встретились.

— Что, юная леди, нечем заняться? Вы когда-нибудь видели моих мышей? Это гораздо интереснее, чем выжившие из ума седобородые мужи, двадцать лет назад растерявшие свои естественные инстинкты.

Корделия боялась мышей, но ответила:

— Благодарю вас. Они не кусаются? В таком случае я с удовольствием взгляну на них.

Они поднялись в его апартаменты. Здесь сильно пахло животными.

— Сюда, — пригласил Прайди и ввел ее в комнату, которая замышлялась как гардеробная, но была сплошь заставлена полками и стеклянными аквариумами без воды — там мелькали глазки-бусинки и острые мордочки.

— Это и есть мои маленькие друзья. Более верные, чем двуногие. Идите сюда, милые крошки, — он почмокал губами, издавая звук, похожий на журчание воды. Затем открыл дверцу, и сразу же шесть или восемь мышек вскарабкались ему на руки и побежали вверх, чтобы рассесться на плечах и забраться за шиворот.

— Я как-то показал их Маргарет, — дядя Прайди покачал головой. — Она притворилась, будто они внушают ей омерзение. Что за чушь! Это здоровые, чистые зверушки, гораздо опрятнее многих мужчин и женщин. Взгляните вот на этого: какое у него мягонькое, белоснежное брюшко! А лапки! Смею вас заверить, он не нуждается в том, чтобы каждое утро принимать ванну. Откуда только взялся этот культ ванн, а, юная леди? Брат просто помешан на них. А по мне, так ванна — необходимое зло, не больше и не меньше. Один раз в неделю — или раз в две недели — приходится, так уж и быть, залезать туда, отскребать грязь и выскакивать обратно. Чем скорее, тем лучше. Ах, горячая вода! Мыло! Пар! Полотенце! Можно подумать, что кто-то от этого стал порядочнее. Люди считают приверженность гигиене прогрессом, а я говорю, что это возврат к старому. — Он замолчал, по-видимому, унесшись мыслями куда-то вдаль.

— Они очень миленькие, — храбро заявила Корделия, зорко следя за мышами, чтобы не разбежались, — Эстер любит мышей. Это моя сестра. Ей они нравятся больше, чем мне.

— Вы отважная маленькая женщина. Это видно невооруженным глазом. Ну, довольно, мои крошки. Леди устала. Отправляйтесь-ка по домам. — Он щелчком стряхнул с себя мышей, едва не повредив хрупкие позвоночники. Потом вытряхнул парочку из рукавов и запер клетку. Корделия с облегчением вздохнула.

— И почему только дамы боятся мышей? Тайна, покрытая мраком. Я искал разгадку на прозекторском столе, но так и не нашел. Это не поддается логическому объяснению. Хотя сейчас стараются объяснить все на свете. Требуют доказательств существования Бога, а также доказательств того, что Бога нет. Прежде, чем съесть пудинг, людям необходимо знать технику его приготовления. Прямо как дети. Я хохочу! Позвольте представить вам мистера Гладстона.

Он отпер дверцу стоявшей особняком клетки и, не отрывая от

молодой женщины испытующего взгляда, вытащил громадную коричневую крысу. Корделия невольно сделала шаг назад, и дядя Прайди сморщил лицо в улыбке.

— С вами что-то творится, юная леди. Хотел бы я знать, что. Какое-то брожение. Не бойтесь, он совершенно безобиден — гораздо безобиднее, чем его тезка, уверяю вас. Этотмистер Гладстон не обязан постоянно забивать себе голову мыслями о том, как потратить семьдесят миллионов и что делать с налогами. Его волнуют куда более важные вещи: вкусная еда, друзья и как бы получше провести свободное время. А вас?

Он посадил крысу себе на плечо, и она уютно устроилась там, свесив длиннющий хвост. Злые, налитые кровью глаза животного буравили молодую женщину подозрительным взглядом.

— А где же мистер Дизраэли? — пошутила Корделия, посчитав его вопрос риторическим.

Дядя Прайди показал в улыбке желтые зубы.

— Отлично. Превосходно. Мужество, как я уже сказал, и чувство юмора. Редкие качества в женщине. Кажется, я начинаю вас любить. Больше, чем Маргарет. На этот раз Брук лучше позаботился о своем благе, какова бы ни была подоплека… Надо бы принять закон против таких вещей. Сколько вам лет — шестнадцать?

Корделия покраснела.

— Двадцать. А почему вы не любили Маргарет?

— Ах, вы хотите знать? Но это вполне естественно. Женское любопытство. Однако кто сказал, что я ее не любил? Разве мы так сказали, а, мистер Гладстон? Отнюдь. Хотите еще конфету?

— Вы напоминаете моего отца, — Корделия улыбнулась. — У него тоже есть хобби, только это часы. Завтра вечером он с нами ужинает. У вас не было возможности как следует познакомиться на свадьбе.

При этом она думала: "Разница в том, что все папины заскоки — на виду, тогда как дядя Прайди — как бы человек с двойным дном; его чувства, мысли и побуждения — глубже, тоньше, острее и, может быть, даже злее. Но злость направлена не против меня…"

— На этот раз мне подсунули не те конфеты, — жуя, сообщил дядя Прайди. — Я буду жаловаться. А что, ваш отец — идеалист, поборник прогресса, радикал или реформатор — как каждый третий в этом городе невежд?

— Папа не интересуется политикой. Понимаете, часы… и дети…

— Я бы посоветовал ему и дальше держаться часов. Это чище и безопаснее. Никакой демагогии. Будь ваш свекор помоложе, вы как пить дать увидели бы его в парламенте. Взгляните на мои скелеты.

Не успела Корделия удивиться, как дядя Прайди открыл комод и продемонстрировал ей несколько маленьких, искусно выполненных из медной проволоки скелетов: один принадлежал мыши, и еще четыре — землеройкам. Он также показал ей заспиртованный желудок крысы и законсервированный в рассоле мозг землеройки. Живые землеройки содержались в отдельных клетках — иначе они сразу же начинали драться.

— Что значит инстинкт, дорогая леди. Нам бы тоже всем следовало проживать в отдельных домах — тогда мы были бы человечнее. — Он вытащил из клетки одного зверька. — Чувствуете запах? Верный признак, что вы ему не понравились — Дядя Прайди с минуту сверлил Корделию пытливыми маленькими глазками. — Он прогрессивнее любого прогрессиста. Человек в минуты опасности прибегает к агрессии, а этот малыш всего-навсего пускает струю дурно пахнущей жидкости. Лучше бы и человек вонял — вместо того, чтобы нападать на себе подобных.