Кордес не умрет
Шрифт:
— Премного благодарен, уважаемая… — обрадованно воскликнул он… — И пусть вас не тревожит полиция. Ха-ха!
— Что-что? — не поняла я.
— Ну, из-за этих скрывшихся гангстеров. — Он смеется, прикладывает в знак приветствия два пальца к тому месту, где должен быть козырек, и убирается восвояси.
— Могу я спросить вас, почтенная фрау, что случилось? — Толстушка удивленно смотрит на меня.
Тогда я, улыбаясь, рассеиваю ее сомнения, возникшие после высказывания шофера, и в то время как мы поднимаемся по пологой лестнице, она говорит:
— Вам
В ее речи — следы диалекта той местности, которую не назовешь ни городом, ни деревней. Ее усилия говорить на правильном немецком производят довольно смешное впечатление.
— Откуда вы родом? — спрашиваю я.
— Из Путцванга, — отвечает девушка. — Это недалеко от Мюнхена, почтенная фрау.
— Да. Я знаю. — Путцванг — ближайшая деревня, совсем рядом с Корнвальдхаймом. Там очаровательная кирха в стиле барокко и большой старый постоялый двор, при котором пивоварня, поэтому он славится и своим превосходным пивом, и своей кухней на всю округу. — Да, конечно, Путцванг. Я иногда останавливалась там поесть, и поэтому хорошо знаю хозяина Кальбаханса…
— В самом деле? — вскрикнула девушка, просияв, и уронила от радости мой чемодан. — Хозяин — мой дядя! — Она стала вдруг по-домашнему простой и добродушной… Никакой строгости в голосе. Мы дошли до дверей…
Три ступени вели наверх. Фонарь на чугунном кронштейне висел над ними. Большая дверь была украшена искусной резьбой… Вагнеровские мотивы, видимо, вдохновили художника: Зигфрид и дракон с раскрытой пастью, Лоэнгрин с обязательным лебедем, Тангейзер, мейстерзингеры… Я сумела рассмотреть, проходя мимо, почти всех персонажей, что великий Рихард из Саксонии подарил миру.
Вестибюль, куда мы вошли, оказался удивительно огромным и, на первый взгляд, скорее был похож на декорации старинной оперы: кисейные занавески и шелковые гардины, медные вазы с необъятными букетами из метровых злаков и перьев, темные кожаные панели по стенам, затейливые люстры, винтовая лестница.
Если бы в одном из углов мне попалась на глаза фигура в шлеме и латах и прохрипела бы: «Приветствую странницу, дальней дорогой сюда приведенную», я бы не удивилась.
Вместо этой фигуры нас встречает седовласая дама в черном платье, маленькая, опрятная, розовощекая и с бородавкой правильной формы на носу.
— Добрый вечер. Вы — та дама, о которой говорил шофер такси?..
— Да. Это я. Добрый вечер!
— Тогда… — говорит маленькая дама, — …тогда занимайте комнату номер шесть. Моя фамилия — Никодеми. Очень приятно…
И она протягивает мне крохотную ручку, которую я очень осторожно пожимаю.
Я называю свою фамилию, благодарю за сердечный прием и спрашиваю, есть ли у меня в номере телефон междугородной связи.
— Конечно, обязательно, как же иначе! — говорит фрау Никодеми.
Девушка из Путцванга уже отнесла мой чемодан наверх. Я поднимаюсь и
Но мой страх вскоре проходит: шестая комната, которую мне открыла деревенская девушка, светлая, уютная и со вкусом обставлена.
После того как я отблагодарила девицу из Путцванга за ее искреннюю симпатию щедрыми чаевыми и получила ответную благодарность — не так уж часто в отеле «Рейнгольд» останавливаются люди, которые обедали у дядюшки Ксавера Кальбаханса (для девушки это — сенсация!), я решаю принять ванну и заказываю разговор с домом. Телефон затрещал, прежде чем я успела распаковать чемодан. Изабелла, родная душа, у аппарата.
Слышимость, увы, плохая: видимо, атмосферные помехи или неисправность на линии производили шум и треск.
— Корнелия уже спит, — сообщает мне экономка.
В голосе ее чувствуется возбуждение. Это возбуждение, однако, ни о чем не говорит: Изабелла всегда бывает взвинчена, когда говорит по телефону. У нее непреодолимый страх перед техникой. Я, например, так ни разу и не смогла убедить ее сесть со мной в автомобиль. Железная дорога — еще туда-сюда, хотя и с дрожью в коленках, но автомобиль — ни за какие деньги! Только телевизора она не боится. Напротив. Видимо, и сейчас он у нее включен. Я слышу ее голос на фоне рулад какой-то певицы.
Хорошо, что Неле спит. Изабелле мне лгать много легче.
— Дела задерживают еще на день-два, — говорю я. — Завтра я снова буду звонить. Если что-нибудь случится, мой телефон в Гамбурге 86-64-12. Понятно?
Номер записан на аппарате. Изабелла повторяет его и, видимо, запоминает.
— Спокойной ночи, Изабелла. Привет моей дорогой! У нее сильно болит?
— Спокойной ночи, фрау Этьен. Нет, доктор Браам наложил гипс.
Кнак! — прервалось. Все-таки между нами восемьсот километров. Я чувствую себя одинокой, заброшенной: восемьсот километров — не шутка! Зато мой муж совсем близко — тот, который два десятилетия назад «отдал жизнь за фюрера, народ и фатерланд», муж… муж… который вчера был убит и только что мне повстречался. Иначе бы я в Гамбурге не…
Деган.
Я должна позвонить Дегану! Где моя сумочка? Да, здесь. И здесь же записка с номером его телефона, который мне сегодня утром продиктовал Ромайзель.
Сегодня утром?
Прошел всего один день!
Я снимаю трубку, чтобы попросить писклявый женский голос соединить меня с абонентом и набираю номер.
Никакого ответа.
Уже десять. А у меня записан, видимо, служебный телефон.
Я решаюсь еще раз побеспокоить хозяйку отеля:
— Нет ли у вас телефонной книги Гамбурга, фрау Никодеми? — спрашиваю я. — Если есть, посмотрите, будьте любезны: доктор Деган, адвокат и нотариус. Возможно, в книге стоят два номера — и служебного, и домашнего телефона?