Кордон
Шрифт:
ные строения. В дыму и разрывах перешеек. Не видно губернатору от порохового погреба, как действуют артиллеристы Александра Максутова. Но ему докладывают, что их удары ощущает враг.
Это было действительно так. На «Президенте» перебит гафель, и английский флаг валится на палубу. На фрегате смятение. Офицеры размахивают руками. Флагманский корабль эскадры без флага — позор! Такого славные представители владычицы морей допустить не могут. Десятки моряков под крики и топанье офицеров действуют торопливо и сноровисто. Они делают все возможное, чтобы быстрее водворить святыню корабля на место. Фрегат в дыму. Он вздрагивает
«Форт» и «Вираго» усиливают огонь. Огромные стволы бомбических орудий бьют по батарее прямой наводкой. Но что там, на берегу, за черти? Они уже час в кромешном аду… На перешейке нет живого места от взрывов, перебита часть прислуги, выведены из строя три орудия, нет, уже — четыре… Артиллеристы оставляют батарею. Все! Кораблям можно прекращать огонь и направлять к берегу гребные суда с десантниками. А это кто там? Один человек у орудия. Сумасшедший? Он собирается стрелять. С кораблей узнают в нем командира батареи. Лейтенант сам заряжает орудие, сам прицеливается и подносит факел. От французского катера с треском летят обломки. Десантники в смятении. Катер медленно погружается в воду. На «Форте» негодование: «Ах, вот ты как! Тогда получай, лейтенант, за это!» И снова загремели орудия. Но на перешейке уже несколько человек. Отступившие было солдаты вернулись к командиру. Они вместе с ним наводят пушку, делают выстрел. Последний выстрел. В центре перешейка взрывается крупная бомба. Артиллеристы разметаны, командир батареи отброшен в ров. С фрегата в сотни голосов раздается радостный возглас:
— Vivat!!!
Изыльметьев видел все. Стоя на шканцах своего фрегата, он наблюдал за неравным поединком. Сомнений не было — батарея обречена на гибель, дело времени. Предугадывая намерения врага, Иван Николаевич неза-
долго до сражения говорил лейтенанту Александру Максутову:
— Противник в первую очередь постарается уничтожить вашу батарею. Делая рекогносцировку, неприятель, мне думается, уяснил, что по нашим кораблям удобнее всего вести огонь через перешеек. Этим, господин Максутов, я и обеспокоен. Прислуга у вас из рекрутов. Вам, князь, придется трудно. По вы авроровец, русский офицер. Надо показать чужеземцам, чего мы стоим. — С этими словами Изыльметьев обнял лейтенанта и по-отечески тихо сказа./:: — Держитесь, Александр Петрович!
Как сражался Александр Максутов, лучше всех виде.,! он, Изыльметьев. И хотя над «Авророй» летели ядра, бомбы, конгревы ракеты, а некоторые из них попадали во фрегат, командир корабля за все время боя не покинул палубу. Потом Изыльметьев напишет начальнику Морского корпуса адмиралу Богдану Александровичу Гла-зенапу такие слова:
«Вменяю себе в непременную обязанность благодарить Ваше превосходительство о назначении офицеров и гардемаринов на вверенный мне фрегат и долгом поставлен уведомить, что питомцы Морского корпуса прекрасной нравственности и усердием к службе заслуживают самых лестных похвал.
Князь Александр Петрович Максутов с кротостью души соединял познание в науке. Во все плавание, кроме служебных обязанностей, ревностно занимался с гардемаринами. В сражении 20 и 24 августа явил себя героем…»
Это послание будет написано спустя десять дней, 4 сентября. А пока к Александру Максутову бежали люди с носилками.
— Мичман Фесун! —
Обнимая юного офицера, командир корабля душевно добавил:
— С Богом, Николай Алексеевич!
Группа моряков пробежала по бону. Ей навстречу несли на брезентовых носилках Александра Максутова. Фесун, приостановившись, посмотрел на окровавленного командира батареи. Лейтенант лежал неподвижно, глаза закрыты, лицо меловое. К левому боку приложена оторванная рука с аметистовым перстнем на безымянном пальце. «Умер», — решил мичман и снял фуражку. Смахнули с голов бескозырки матросы.
— Вот как русские моряки умеют принимать смерть, — дрогнувшим голосом произнес Фесун. — Пример героя достоин подражания. Вперед, братцы!
Максутов открыл глаза, но моряков уже рядом не было…
Небольшая перешеечная площадка привела Фесуна в содрогание. Молодой офицер еще на «Авроре» утром слышал как кто-то окрестил батарею на перешейке Смертельной. Теперь мичман своими глазами видел, что она соответствует этому названию. На развороченной земле, под камнями, ядрами и деревянными обломками, лежали в разных позах окровавленные трупы. Пылкое впечатление Фесуна поразило мальчишеское лицо убитого солдата с вытаращенными глазами и искаженным как-бы в крике ртом. С горящим факелом в руке мертвый, казалось, вылезал из-под земли…
Перешеечная батарея к сражению не была пригодна: орудия завалены камнями, станки перебиты, платформ не видно. Ствол пушки, из которой последний раз выстрелил Александр Максутов, опрокинут в ровик.
— Орудия — в воду! — распорядился мичман.
Когда работа была выполнена, Фесун отвел людей в
заросли Никольской сопки, северный мыс которой соединен с берегом…
Враг наседал в трех направлениях: на южные батареи, перешеек и озерное дефиле. Ведя артиллерийский огонь, он готовился высадить десантников на берег там, где будет сломлена оборона.
Гулкий интенсивный огонь мощных орудий вражеских кораблей и редкие выстрелы разнокалиберных пушек с берега любому на слух говорили о неравной схватке. Противник близок к победе. Да кто же этого не понимал! На петропавловцев неминуемо надвигалась беда. В эти часы решалась судьба небольшого русского порта. Но именно тут, с Камчатки (дальнюю неукрепленную Аляску с островами никто из петропавловцев всерьез не воспринимал), начинается Россия. Завоеватели пытаются ступить на ее землю.
Стойкостью русских, их «неблагоразумным» решением продолжать сражение были поражены американцы и немцы, чьи коммерческие суда стояли в глубине гавани.
Они за последние дни натерпелись страху. Вот и свяжись с этими русскими! Англичане и французы обстреливают порт без выбора объектов. И штурмующим никак не дашь сигнал, что тут стоят они, американцы и немцы, им не враги, нейтральные, а если хотят знать, может, их, европейцев, уважают больше, чем русских и прочих разных азиатов. Однако англичанам и французам не было дела до того, кто и под каким флагом приютился в Петропавловской гавани. Они били из орудий без разбора. Если 20 августа сражение проходило у южной окраины порта и, благодаря «Авроре» и «Двине», до американского и немецкого судов не долетело ни одно ядро, то в этот день,