Корела

Романов Герман Иванович

Посмотрев на стены Детинца, припорошенные первым снежком, Владимир подошел к печной стенке, изразцовой — она была теплой, в кабинете комфортно. Странно, но 1611 год от Рождества Христова, или 7119 от Сотворения Мира по принятому здесь счету, прошел на удивление спокойно в ставших его владениях бывших новгородских и псковских землях. Причем не только фактически, но и формально, чего он никак не ожидал.

— Что задумал Сигизмунд? Крутит польский король непонятно, неожиданно отступил в требованиях, перестал настаивать на собственном воцарении, сына в Москву отправил — тот православие принял. Непонятно…

Известие о том, полученное семь недель тому назад, крепко ошарашило — оно буквально выламывалось из сформировавшихся представлений. В Первопрестольную прибыл королевич Владислав,

торжественно встреченный «семибоярщиной» и населением столицы. Вернее, боярством и их присными — многие жители бежали из Москвы, куда глаза глядят. И чаще всего на север, в новгородские земли, что «отложились» и «огородились». И держат сейчас полный «нейтралитет». За год здесь стало куда спокойнее, что не скажешь о том безобразии, что творилось южнее.

Смута вообще захлестнула умы и приняла совсем иной характер. «Тушинского вора» не убили, и он уже как лишний год не только живехонек с Маринкой Мнишек и «воренком», но и половина русских городов ему присягнула. А вот ополчение, то которое называли «Первым», не появилось — но так и самозванец живехонек и встретил «царя» Владислава Жигомонтовича крайне «неприветливо», и его охотно поддержали те поляки, что были недовольны правлением шведа Сигизмунда в Речи Посполитой. И не следует думать, что война шла только между ними — все русские земли словно одурели — резня пошла всеобщая, люди, как бешеные псы, словно с цепи сорвались. Кровавая гражданская война за триста лет до той, что должна произойти, но куда страшнее и беспощаднее, без всякой жалости к населению.

Мысли одолевали Владимира — он не понимал, куда дело зайти может. Поляки в Москве долго не удержатся у власти, мало что католики, так высокомерны к русским. Страна разорена в конец, а они заинтересованы в ее продолжении, чтобы окончательно обескровить Русское царство. А вот литвины почему-то поддерживают Владислава — среди них много недовольных унией с поляками, да еще большинство православных, и протестантов тоже хватает. Именно из Вильно тайные депеши идут — там заговор против короля Жигомонта, ревностного католика вызревает, как чирей на заднице. И определенное влияние на тамошнее настроение оказывает Курляндия и Пруссия — там ренегаты, отринувшие власть римского папы, давно правят «балом», даром, что земли эти являются вассальными к Речи Посполитой.

Но пока неясно, что происходит — но тесть явно обрадован сложившейся ситуацией. Карл после их первой встречи в Ивангороде старательно демонстрировал всем «соседушкам» свое «миролюбие», но при этом энергично стал готовиться к долгой войне. И врагов у него хватало — и на первом месте датчане, которых он яростно желал вышибить на южную сторону «зунда». Вторыми поляки, захватившие всю Ливонию — десятилетняя война с ними окончилось безрезультатно, «статус-кво» фактически восстановили. Следующая сшибка начнется лет через семь, судя по приготовлениям, и полякам придется плохо. Против феодальной конницы выступит рекрутированная пехота, вооруженная не тяжелыми, а существенно облегченными мушкетами, стрелять из которых можно без сошек. Оснащенных, вместо привычных фитильных, кремневыми ударными замками. Надежные образцы последних уже сделаны, прошли испытания. «Колпачковую пулю» они с королем «засекретили» наглухо, как изготовление будущих фузей. Причем, Карл решительно помог с обустройством олонецких заводов, отправив мастеров и рудознатцев, и всячески помогая с развитием технологической базы новоявленному государству. А ведь они стали союзниками на долгое время, если не навсегда — «привязка» браком отнюдь не пустое словосочетание, как выяснилось по собственному опыту. И политические цели у них полностью совпадают — что не успеет совершить Карл, придется доделывать Густаву Адольфу и ему.

— Главное, не влезать в Смуту, отсидеться в стороне и провести реформы. Лет десять, пусть семь, и тогда нас голыми руками уже никто не возьмет — не по зубам будем. Так что политика сейчас самое главное — без войны получить то, чего хочешь. Посмотрим, какие речи держать будут посланцы нового «царя» — в Москве неладно, раз посольство отправили в спешке…

На гравюре показана осада Смоленска поляками 1609–1611 года. Город

являлся той самой «дверью», что «закрывала» Москву, и взятие его имело огромное значение. После чего воцарению Владислава ничего не мешало…

Глава 54

— Ничего, в следующее лето хлеба уже в достатке вырастят, а пока с корой смешивать будут, не умрут с голода. Опять — рыба есть, ягод и грибов насобирали, капусту заквасили, огурцы засолили, репа в погребах. Нет, не умрут с голода поселенцы — перезимовать лучше здесь, на своей земле, бедовать на родине куда хуже.

Данила Тимофеевич еще раз окинул взглядом небольшую деревеньку, где весной стояли необжитые дома с обвалившимися крышами. А рядом старое пепелище было — озоровали шведы двадцать лет тому назад. Но сейчас там уже возвышались два новых сруба, уже обжитых, мычала корова. Преобразилась деревенька, обжитой стала — три семьи по весне поселили, что как-то добрались сюда с коровенкой — не сожрали по дороге кормилицу злые тати шатучие, или ляхи, что намного хуже их по злобности.

Этот год выдался на диво спокойным, о таких временах на Ижорской земле давненько позабыли. Ведь токмо со свеями помирились при блаженном царе Федоре Иоанновиче, стали возвращенную Ингрию обратно осваивать, как тут Смута нагрянула. Словно пожаром в сухом лесу все пожгла, одно пепелище после себя оставила, и безлюдье полное. Хорошо, что со шведским королем столковались по-доброму в начале зимы прошлой, все полюбовно решили, и свадебку уже к лету провели, пусть не пышную, но значимую. Женился государь Владимир Андреевич, сын ливонского короля Магнуса, на дочери оного Карла Екатерине Иоанновне, в православном крещении, в честь святого имя «отца» взявшую. А венценосный супруг ее тоже от лютеранства отказался, в память прадеда отчество себе обрел — умучила того мать Иоанна Васильевича государыня Елена Глинская, которую потом за злодейства извели, ядом травленную. Давно это было, лет семьдесят прошло — слышал в юности о том разговоры деда, что долго служил удельным князьям Старицким верой и правдой.

И он теперь служит по традиции давней, как честь княжеская и боярская велит. А кому еще как не Владимиру Андреевичу, королю Ливонии, великому князю Карельскому, Ижорскому и всего Поморья, государю «Господам Великим» Новгороду и Пскову. Последний ведь тоже столь громкое имя носит, пусть и не столь велик, и всегда был первому «меньшим братом». И уже отмечен за ревность свою — назначили его перед прошлым Рождеством наместником Ижорским. Великое доверие государь оказал — землю просторную его догляду поручил — от Наровы на закате и до Ладожской крепости на восходе — чуть ли не три сотни верст гонцу по дороге скакать, на два дня пути, не меньше. Но то летом, зимой, конечно, легче. А можно при попутном ветре и струг послать, но то ладожский воевода делал — Нева быстрое течение имеет, по ней спускаться одно удовольствие.

Крепостей больших две — Ивангород и Ям, почти рядом стоят, двадцать три версты всего выйдет — полдня пешком идти неспешно. При них посады торговые, но людишек пока еще маловато — оскудела ими земля за лихолетье. И Копорье почти рядом — шестьдесят верст будет всего, от Яма еще ближе. Но там крепость малая, старая — но если посад при ней построить, то еще городок один будет. В Ладоге населения гораздо больше — шведы там безобразий учинить не успели. Только захирел совсем древний город без торговли, пока свеи путь в море держали, а с Ганзой так вовсе торг вести из Москвы запрещали. На Неве, у впадения Охты слобода стоит «Невская», ее свеи так Ниен и называют. И тоже городом станет, место там удобное, наводнения не страшны. И первый торг там был успешный, хотя кораблей в Выборг и Ивангород больше пришло — до Новгорода путь закрыт по Волхову порогами, товары на струги и ладьи в Ниене теперь перегружают, чтобы вверх по реке идти, минуя мели. А потом дальше по озеру, и снова вверх по реке, порожистой и своенравной. Но торговлишка, наконец пошла, и можно воспрянуть духом — то мир пришел, а война для всех разорение…