Корень жизни: Таежные были
Шрифт:
Когда-то здесь жили староверы. Теперь от села почти ничего не осталось. Кое-где еще виднелись ямы, в которых были погреба. Большие огороды буйно заросли травой и кустарником. О занятиях и образе жизни хуторян напоминали то тяжелый каменный круг от ручной мукомолки, то разбитый чугунный котел, то позеленевшая гильза от старинной берданки.
Около бывшего хутора недавно выстроена охотничья база: просторный дом, склад, баня. Здесь мы и остановились, решив неделю посвятить изучению охотничьих угодий.
К вечеру мы с Юрой переплыли на лодке на левый берег Большой Уссурки и взобрались на высокую скалу. На север, восток и юг открывался великолепный вид. Прямо под нами
14 сентября.Мы с Виктором вышли в путь, как только забрезжил рассвет. Тропа сначала была хорошо наторенной. По ней ходили еще староверы. Сперва она пересекла заброшенный хутор с огородами, березнячок и релку [7] . Потом вывела на лиственничную марь. Здесь нам пришлось тяжело: жидкая грязь и вода доходили до колен и выше, ноги глубоко вязли. Лишь когда рассвело и мы подошли к сопкам, тропинка запетляла посуху.
Разгоралось тихое осеннее утро. От обильной росы опавшие листья стали мягкими, по ним можно было идти совершенно неслышно. Мы сняли резиновые сапоги и обулись в мягкие олочи, в которых идешь как босиком. Лишнее оставили, взяли самое необходимое: бинокль, фотоаппарат, записную книжку, карту, спички, булку и вареную крякву.
7
Релка — возвышенное место на низменности, редко затопляемое водой, или сухое место на болоте или поляне.
Какая это прелесть — беззвучно шагать по устланной мягкой листвой тропинке, видеть пробуждение леса и всего живого в нем, дышать густым настоем хвои и увядших листьев! Нас плотной стеной окружали вековые кедры. Созревшие шишки изредка падали чуть ли не с поднебесья и глухо ударялись о лесную подстилку.
Шедший впереди Виктор неожиданно остановился.
— Кабан, — шепнул мне на ухо.
Я увидел совсем недалеко впереди большую темную тушу, недвижно лежащую поперек тропы. Присмотревшись, шепчу Виктору:
— Медведь… спит…
— Верно, медведь. Спит. Что делать будем?
— Понаблюдаем.
Внимательно присмотревшись, мы поняли, что зверь разрыл набитую кормовыми запасами нору бурундука, наелся и тут же заснул, уткнув нос в яму. В подтверждение наших предположений с ближнего кедра процокал ограбленный бурундук. Всем своим видом зверек показывал, насколько он потрясен грабежом, но вместе с тем и рад, что хоть сам остался цел.
Когда бурундук, словно надеясь на нашу подмогу, заверещал, медведь поднял голову и увидел нас. Не полагаясь на свои подслеповатые глаза и подозревая что-то неладное, приподнялся на передних лапах и засопел влажным носом, которому доверяет гораздо больше, чем глазам.
Мы не шевелились. Но слишком малым было расстояние, и медведь учуял нас. Через несколько мгновений треск сучьев под тяжелыми когтистыми лапами поведал о том, с какой скоростью он удирал.
Нору бурундук вырыл под кедром. Добираясь до нее, медведь изрядно потрудился. Он перегрыз и разорвал толстые корни, вывернул многопудовые камни, нагромоздил кучу вырытой земли. В яме лежало немного кедровых орехов, все остальное грабитель сожрал. Мы отошли и присели на валежину.
Бурундук
Стало совсем светло. Повсюду суетились, уркали и цокали белки, каркали и хрипели кедровики и сойки. У ног мельтешили полевки. Где-то на мари ревели изюбры и кричал напуганный козел. На сопке трещали сучья, должно быть, белогрудый медведь обламывал и сбрасывал вниз ветки кедра с шишками. Понаблюдать за его работой нечасто удается, и мы решили воспользоваться случаем.
Подошли к белогрудому почти вплотную. Он сидел у самой вершины большого кедра и грыз очередную толстую ветку. Внизу их было набросано порядком. Держась одной лапой за ствол, зверь другой, напрягшись, переломил ветку и сбросил ее вниз. Внимательно осмотрев сверху плоды своего труда и удовлетворившись им, топтыгин спустился с дерева и радостно зачавкал.
Мы уже хотели удалиться, как вдруг медведь насторожился, усиленно задвигал носом, засопел. И вот он уже скрылся в кустах, а его место у груды наломанных веток занял подошедший бурый медведь. Эти гангстеры грабят не только бурундуков…
В полдень сидели на поваленном старом кедре, я писал дневник. Виктор переобувался. Вдруг он поднял руку: «Замри!» Я притих и сразу услышал визг поросят в распадке. Через несколько секунд там глухо рюхнул кабан, недовольно взвизгнула чушка. Шум кормящегося табуна постепенно подвигался к нам. И вот над верхушками трав проплыли спины трех больших зверей, а внизу суетились уже крупные, без полос, поросята. Через несколько минут шум табуна затих.
Вечером мы слушали изюбров. Они дружно и азартно ревели с заката солнца почти до полуночи. Потом замолчали. Только один, какой-то неугомонный, своими неистовыми криками еще долго будоражил ночное безмолвие. Я решил утром, чуть свет, пойти с ним на «свидание».
15 сентября.Еще не кончилась ночь, как изюбры снова начали свой «концерт». Голосил и «мой» бык. Я прихватил с собой берестяную трубу для имитации изюбриного рева и двинулся в темень.
Шел тихо, освещая путь фонариком и ежась от утренней прохлады. Именно в такую погоду рев изюбров наиболее азартен, а сами они менее осторожны.
Пройдя с километр по тропе, я пришел к месту, где кричал рогатый жених. Сев на высокий пень, я дунул в берестянку. Получилось что-то похожее на крик изюбра, но бык все-таки откликнулся и двинул, негодуя, в мою сторону. Я замолчал: нужно было дождаться рассвета.
Утро наступало медленно, но мне было нескучно, потому что изюбры сильными голосами перекликались и переругивались, пронизывая предутреннюю темноту.
Было время заняться первоначальными расчетами. Я прикинул на листке дневника направление и расстояние до подающих голос быков. Их было шесть. До самого дальнего — примерно два с половиной километра. Стало быть, на площади в двадцать квадратных километров обитает шесть изюбров-крикунов. В популяциях этого зверя в Сихотэ-Алине на взрослых быков приходится около четверти всего поголовья. Получается, плотность населения в этих местах двенадцать особей на десять квадратных километров… Скучные, но нужные расчеты. Впрочем, кому скучные, а кому интересные. В цифрах иногда можно увидеть даже поэзию.