Корень жизни: Таежные были
Шрифт:
…И вот уже на Каранаке первозданный хаос. Искореженные остатки лесов, невообразимо захламленные лесосеки. Пни, корчи, кучи хвороста. Облысевшие горные склоны с веерами волоков, унылые пустыри, обесцвеченно-скорбящее небо.
И грохот техники, которая становится недобрым порождением НТР, если опережает сознание и оказывается в бездумно равнодушных руках. Той самой, что попутно с прогрессом способна безжалостно уничтожать зеленое чудо Земли и жизнь в ней, кромсать вековечный покой, заглушать пение птиц и звон хрустальных рек, осквернять дыхание планеты, лишать ее красоты, здоровья и целительности. Способна! Но не должна бы!
Человек в отношении
Умный человек давно сказал: «Природа побеждается только подчинением ей». Ну если и не подчинением, то во всяком случае в связях «на равных». Жадность, высокомерие и жестокость в отношении всеземной «альма-матер» — от скудоумия и безнравственности. Другой мудрец изрек: «Природу можно покорять лишь любовью». Но беспечных бесхозяйственников подобные мудрости не трогают.
…Верхнюю половину Каранака не вырубили: не успели… Она сгорела. Полыхала долго, страшно и скорбно, хотя суетились вокруг огня лесники, пожарники авиаохраны лесов со своими игрушечными пульверизаторами да метелками, суетились, как в большинстве подобных случаев, до обидного бесплодно, пока не пролил дождь. Только поздно он пролился… А теперь там столь же печальное пепелище, какие оставляют за собой война да стихийные бедствия…
Глядя на изуродованный Каранак, я много и невесело размышлял. Так долго и много говорится и пишется умных, озабоченных слов о бережном отношении к природе, о рачительном хозяйствовании в лесах, и так небрежно и бесхозяйственно в большинстве случаев ведется. Сколько раз слышалось: «Срубил дерево — посади два»; а я мечтаю о внедрении в дальневосточную жизнь более скромного: «Срубил или сжег пять деревьев — посади и вырасти хотя бы одно».
Не злой я человек, но хотелось бы увидеть тех, кто фактически действовал по морально давно разгромленным принципам «На мой век хватит» и «После меня хоть потоп», кто обрек каранакские и прочие леса на столь бесхозяйственно варварские топор, пилу и огонь, нимало не заботясь о восстановлении, увидеть на скамье подсудимых, и чтоб суд над ними транслировался по Всесоюзному телевидению, и чтобы закончился этот процесс суровым приговором: «Именем закона, который конституционно обязывает постоянно помнить о будущих поколениях…»
Трудно понять, на каком основании не в меру хозяйственные, а потому и бесхозяйственные люди считают, что планета Земля существует для них, почему они рассматривают природу столь утилитарно, будто она так долго жила лишь только для них и очень давно создана единственно для того, чтобы теперь даром таскать из ее кладовых всевозможные полезности и необходимости для удовлетворения год от года неудержимо и непомерно растущих аппетитов… Все дружно стремятся ездить как можно быстрее, всякие работы переложить на машины, самим же оставили «право» есть все больше, вкуснее и изысканнее. Физическую нагрузку современный человек имеет раз в тридцать меньшую, чем век назад, ест же как истый раб желудка. Отсюда и ожирение, а за ним хоровод хворей. И всякие модные и немодные диеты для того, чтобы похудеть.
Просто не хочется верить, — и верить-то
Думаете, ратую за полное невмешательство в природу и умилительное любование ею? Отнюдь! Я, в числе многих, — за разумное, научно обоснованное использование нужных нам и возобновимых и — особенно! — невозобновимых природных ресурсов, за продуманность каждого шага в природе, за умеренность в желаниях и устремлениях.
Ведь можно было на тот же Каранак сначала проложить дороги, обеспечить надежные заслоны пожарам, разработать постоянное неистощительное лесопользование, при котором и древесина по-умному шла бы к потребителю, и леса оставались бы в своей красе, и звери-птицы оживляли бы их. Давно нужно было поглубже продумать и подсчитать, что выгоднее — вырубать кедровники единым махом или долгие годы пользоваться их неперечислимыми благами. И не за молитвенное я поклонение этим кедровникам — деревья в них рубить можно, даже нужно. Главное — где, когда, как, каких и сколько.
На Каранаке же люди продемонстрировали еще раз, что научились покорять природу, показали свое могущество, ненасытность, неутомимый труд техники, победно и насмерть штурмующей наших зеленых друзей. Тех самых, которые (уместно будет напомнить в тысячу первый раз) так самоотверженно и упорно очищают людьми же загрязненную атмосферу. Без которых экологическая катастрофа неизбежна. Ах, как «красиво» жить за счет наших детей и внуков, когда спит совесть!
…Только ли мне, устающему в современном шумном городе на современной работе, в условиях современного горкомхоза, в современном быту, то и дело хочется в тишину и покой девственно-обнаженной природы, в лес? К чистой песне реки, на берег моря, в горы. Чтобы отдохнуть от битком набитых автобусов, троллейбусов и трамваев, очиститься от бензинного смрада, чтобы хотя на время разгрузиться, освободиться от забот и обязанностей, вернуть телу силу, а душе — радостную чистоту.
И мало ли еще людей, которым в какое-то время просто необходимо окунуться в эту природу, упрятаться в лесу или на вечном, как мир, прибое пустынного морского побережья от тяжкой ли потери, незаслуженных обид и оскорблений, от дурной накипи на сердце, чтобы устоять на своих ногах и вернуться в жизнь обновленным. Как это было в моих свиданиях с Каранаком, который не испытал еще всей разрушительности потерь, поэтому его дорубливают, поэтому то и дело горит… О если бы у крика «Остановитесь! Опомнитесь!» была спасительная мощь!
ПОСЛЕДНИЙ МАРШРУТ ЮДАКОВА
Познакомились мы в 1969 году.
Я с отрядом охотоведов вел полевые работы на юге Приморья. Наш базовый дом стоял в верховьях Уссури, где ширина ее всего двадцать — тридцать метров и она необузданно скачет с переката на перекат. Была сентябрьская слякоть, комариное мученье, а мы торопились разойтись на учет изюбров в осенний рев. Спешка, суета, бесконечные вопросы и разъяснения. И заботы: у одного мотоцикл сломался, другой не может мотор на лодку приспособить, третьему загорелось взять лицензию на отстрел рогача, четвертый проводника никак не найдет. А в итоге я от всего этого издергался и устал, решил, грешным делом, как можно быстрее уйти недели на две в истоки Уссури, поближе к облакам и подальше от сутолоки, в самую что ни на есть изюбрино-медвежье-тигриную глухомань. Завтра же.