Коренной перелом
Шрифт:
Рузвельт на мгновение задумался, а потом внимательно посмотрел на Уоллеса.
– Знаешь, Генри, мне кажется, что не стоит давать этому делу официальный ход. Я думаю послать Донована завтра с инспекционной поездкой на Западное побережье. Допустим, в Сан-Франциско. Пусть он разберется в условиях базирования там остатков нашего флота. Но ведь Калифорния – это так далеко… И бывает, что с самолетами в дороге случаются разные неприятности.
– Я понял тебя, Фрэнк, – Уоллес нагнул голову, словно отдавая последние почести еще живому полковнику Доновану. – Я уже сегодня начну набрасывать роскошный некролог для «Вашингтон пост», в котором расскажу о безвременно ушедшем от нас славном воине и настоящем патриоте.
– Вот
– Меня больше беспокоит наше будущее, – Рузвельт тяжело вздохнул и вытащил из папки фотографию весьма неприятного на вид негра. – Это некто Барак Хуссейн Обама. Появившись на свет как следствие внебрачной связи белой и приехавшего в Америку кенийца, он сумел пробиться по карьерной лестнице и в 1997 году стать сенатором от штата Иллинойс. В конечном итоге в 2008 году этот мулат, которого у нас не взяли бы даже разносчиком почты ни в одну приличную контору, вполне законно был избран сорок четвертым президентом США от нашей, между прочим, демократической партии, а в 2012 году переизбран на второй срок. При нем федеральный государственный долг достиг космической цифры в пятнадцать триллионов долларов и продолжает расти на один триллион долларов каждый год.
– Я уже знаю об этом, Фрэнк, – с горечью вздохнул Уоллес. – Это просто чудовищно – триллион долларов в год!
– Да, Генри, триллион долларов в год, – сказал Рузвельт и захлопнул папку. – Ты хочешь, чтобы твои внуки жили в такой Америке? Я, например, нет. А ведь к этому нас в конечном счете приведут такие, как полковник Донован и стоящие за ним политические круги. И мы должны сделать все, чтобы им в этом помешать. Не так ли, Генри?
– О да, Фрэнк, – ответил вице-президент, – надо сделать все, и даже несколько более того. Я бы не хотел, чтобы мои внуки жили в той Америке, о которой рассказали мне люди из будущего. Это просто ад кромешный.
– Генри, – голос Рузвельта снова звучал спокойно, – мы должны внимательно разобраться в том, что нам предлагает дядюшка Джо. Удивительно, но именно этот большевик протягивает нам руку помощи.
– Дядюшка Джо, – задумчиво произнес президент Рузвельт, – на время войны предлагает нам заключить самый тесный военный союз, а после ее завершения он хочет разделить власть над миром. Но при одном лишь условии. Он хочет, чтобы мы договорились о взаимном невмешательстве во внутренние дела друг друга. Ради этого каждый из нас должен навести порядок на своем ранчо. Он – распустить Коминтерн и убрать от власти сторонников так называемой мировой революции, а мы – закрепить политику «Нового курса» и дать по рукам таким, как полковник Донован и его политические покровители.
– Фрэнк, я полагаю, что это вполне приемлемо, – кивнул Уоллес, – но ведь правильно говорится, что дьявол прячется в деталях.
– А вот деталями, – заметил Рузвельт, – придется заняться тебе, Генри. Можешь привлечь к работе госсекретаря Халла, естественно, не раскрывая ему все карты. Этот договор с Советами должен был выверен и вылизан так, чтобы в нем не было ни одной неясности и ни одного места, допускающего различные толкования. Ибо от этого зависит
21 июня 1942 года, полдень. Москва, Кремль, кабинет Верховного Главнокомандующего
Генеральный комиссар госбезопасности, поблескивая стеклышками своего пенсне, вошел в кремлевский кабинет Верховного, держа в руках большую красную папку.
– Здравствуйте, товарищ Сталин, – поздоровался он с вождем.
– Добрый день, Лаврентий, – поприветствовал его Сталин и с интересом посмотрел на Берию, покрасневшие глаза которого свидетельствовали о том, что этот человек не спал как минимум сутки, поддерживая себя крепким чаем и сигаретами.
– Не такой уж он и добрый, товарищ Сталин, – сказал Берия, раскрывая папку, – я к вам, собственно, по делу 2-й польской армии генерала Андерса. В ходе следствия появилась интересная информация.
– Ну и что выяснило следствие? – поинтересовался Сталин.
– Некто Джеймс Смит, якобы британский коммерсант, – Берия достал из папки лист бумаги, – арестованный органами госбезопасности в Ташкенте, был доставлен самолетом в Москву и допрошен во внутренней тюрьме НКВД с применением спецмедикаментов. В результате допроса выяснилось, что имеет место заговор с целью перехода армии генерала Андерса на сторону фашистской Германии и нанесения поляками удара в тыл союзническим войскам. Во время переговоров между Андерсом и Джеймсом Смитом, который на самом деле является агентом рейхсфюрера СС Генриха Гиммлера, речь шла о том, что польская армия должна поднять восстание после ее выхода в Ирак. Суть этого плана заключается в следующем. Переведенные из СССР поляки будут расквартированы в Ираке, в местах нефтедобычи. По приказу из Берлина они поднимут мятеж, захватят нефтепромыслы и будут удерживать их до подхода немецких дивизий Африканского корпуса, наступающих со стороны Египта. Немцам позарез нужна нефть. Ради нее они и начинают генеральное наступление на нашем фронте. Гитлер прекрасно понимает, что без нефти он войну с нами проиграет. Вот что он сказал недавно на совещании в ОКВ, – тут Берия достал из своей папки еще одну бумагу и прочитал: – «Если я не получу нефть Майкопа и Грозного, я должен покончить с этой войной».
– Гитлер рассуждает правильно, – сказал Сталин, – нефть – это кровь войны. Без нее Германия будет страдать малокровием и долго не протянет. Гитлер понимает, что наступление на Восточном фронте может закончиться неудачей. Потому он и хочет подстраховаться, попытавшись захватить нефтепромыслы Ирака. А сил там у союзников мало, очень мало. Возможно, что деморализованные всем происходящим в метрополии английские войска не выдержат удара Африканского корпуса немцев. И тогда – всё… Фронт британцев окончательно развалится, и немецкие танки стремительно рванут в Сирию и Ирак. А там их уже будут ждать мятежные поляки, передав фашистам целехонькими нефтепромыслы и нефтеперерабатывающие заводы…
– Товарищ Сталин, вместе с агентом Гиммлера, – сказал Берия, – в Москву были доставлены все материалы, собранные НКВД и армейскими особыми отделами о настроениях в армии генерала Андерса. А настроения эти, особенно в офицерской среде, скажем прямо, носят резко антисоветский характер. Отмечены не только случаи открытых высказываний соответствующего содержания, но факты срыва красных флагов со зданий местных органов советской власти и намерения некоторых польских солдат и офицеров, попав на фронт, обратить оружие против Красной армии.