Корейская гейша. История Екатерины Бэйли
Шрифт:
Тиму, естественно, все это тоже не нравилось, но он молчал, боясь, что вмешательством своим сделает мне только хуже.
Со временем у меня появился еще один очень хороший друг, который гармонично вписался в нашу со Шпиком компанию. Звали его Тедом, и было ему двадцать три года.
Он пробыл в Корее уже полтора года, и мы давно были знакомы. Но подружились – лишь после того, как он расстался со своей русской подругой, которая работала в клубе в Осане.
– Она то соглашалась выйти за меня замуж, то вдруг передумывала, –
– Что за бред?! Доллар, ну полтора – не больше.
– Правда?!
– Клянусь!
– А билет до Хабаровска, сколько стоит? – не унимался он.
– Туда и обратно долларов четыреста.
– А Света мне говорила, что только в один конец – восемьсот.
– Сколько-сколько?! – не поверила я ушам. – И ты, как лопух, повелся?
– Да нет, я сам потом посмотрел в Интернете, что за четыреста – пятьсот можно купить. А когда сказал ей об этом, она ответила, что это я неправильно ее понял.
Из его рассказов я сделала вывод, что девочка Светочка не слабо так «раскрутила» Теда на бабки, пока он не очухался. Мне было его искренне жаль, так как парень он – действительно замечательный: добрый, щедрый, отзывчивый…, да и Светку любил очень сильно. Но, к сожалению, он слишком многое ей прощал, пока не понял, наконец, что она им просто и беззастенчиво пользуется.
– …Кстати, я тебя на День Рождения свой приглашаю, – наконец «вынырнул» он из невеселых воспоминаний.
– А когда он у тебя? А то в марте я домой уезжаю.
– Двадцатого февраля.
– Тогда – успеваю.
Также он пригласил Шпика, Шона и прочих своих сослуживцев. К сожалению, Тим в этот вечер должен был стоять в карауле, так что я опять оставалась без кавалера.
День Рождения Теда мы решили отмечать везде: в каждом баре тауна, на какие хватило бы наших сил.
Начали, как всегда, с «Лос Лобоса». Выпили там по паре коктейлей и направились в «Парадайс». Ким как всегда был жутко недоволен, что мы не остались подольше, но мне, если честно, было уже все равно.
За вечер нами было выпито ну о-о-очень уж много всего: пиво, водка, текила – лились буквально рекой! Так что проснулась я поздно, с жуткой головной болью и зверским «сушняком». Рядом тихонько сопел Тим, не ставший будить меня по приходу.
Как и когда я вернулась домой – не помню. Совсем не помню.
Постанывая от боли, я прошлепала в ванную и глянула на себя в зеркало.
О, ужас! Помимо вполне ожидаемой безрадостной картинки, я обнаружила, что мое лицо украшает шикарный «фонарь», неизвестно как там оказавшийся. Я напрягла мозги, пытаясь вспомнить хоть что-нибудь, но, увы, безрезультатно – какая-то часть нашего «веселья» оказалась начисто стертой из памяти.
Шон был, пожалуй, единственным, кто смог бы помочь мне в восстановлении картины прошедшей ночи (в отличие от остальных, он пил очень мало),
Вместо ответной СМС раздался звонок:
– Жива? – весело поинтересовался он неожиданно бодрым голосом.
– Не очень, – пожаловалась я. – Так откуда у меня синяк, не знаешь?
– Это вы с Тедом в «копейку» играли и стукнулись.
«Копейкой» американцы называли игру на попадание монеткой в стакан. Тот, кто не попадал, должен был сделать глоток пива.
– Слава Богу! А то я уж грешным делом подумала, что спьяну Киму морду набила.
– Да нет, все нормально. Я и сам вчера крепко напился, но достаточно хорошо обо всем помню.
Я поблагодарила его за ценную информацию и положила трубку.
– С кем ты разговаривала? – подал голос Тим.
– С Шоном. Не могла вспомнить, откуда у меня синяк.
– Не нравится он мне, – хмуро заявил мой бойфренд. – Он к тебе явно неровно дышит.
– И пусть себе дышит. Мне-то что?
– Просто я переживаю…
– Не надо переживать, – перебила я. – У нас с ним ничего нет, и не будет.
Вечером в бар пришел Шпик:
– Я этого засранца убью! – заявил он с порога.
– Какого?! – в шоке переспросила я, не понимая, о ком идет речь.
– Шона!
– За что?!
– Он знает, за что. Весь вечер, гад, крутился вокруг тебя, все пытался сам, лично, домой отвести! Заботливый он у нас, как же!
– Так может он из хороших побуждений, откуда ты знаешь!?
– Я его, конечно, пока мало знаю, так что точно ничего утверждать не могу, но мне эта идея совсем не показалась хорошей. Я ему так и сказал, что, мол, сам тебя отведу, куда надо, а он – ни в какую: «Сам отведу», и все тут! Пока не пригрозил, что шею намылю, – не отвязался. Так что увижу сегодня – убью!
– Не надо никого убивать! Пусть живет себе. Может, у него и в мыслях не было ничего такого. Просто, как друг, хотел убедиться, что я домой доберусь.
– Тоже мне – друг выискался! Знаю я таких «друзей»!…Ладно, если убивать нельзя, то покалечить хоть можно? – заискивающе попросил он.
– Нет.
– Что, даже руку нельзя сломать?! – шутливо возмутился Шпик.
– Ладно, – сжалившись, великодушно разрешила я. – Руку – можно. Но только одну!
Вскоре пришел и Шон, которого Шпик тут же, «ласково» так взяв под локоток, вывел на улицу.
Долго они о чем-то там разговаривали, после чего, хохоча и дурачась, вернулись обратно и угостили друг друга выпивкой.
– В который уж раз убеждаюсь, что все ирландцы – классные ребята! – с гордостью, широко улыбаясь, сообщил мне Шпик. – …У нас с ним, как оказалось, вообще много общего, – кивнул он в сторону Шона и воодушевленно принялся перечислять выявленные только что добродетели.
Я не верила своим глазам и ушам: еще каких-то полчаса назад он буквально упрашивал меня разрешить «хотя бы покалечить засранца», а теперь руку ему пожимает, выпивкой угощает, да при этом расхваливает на все лады!