Корейские сказки
Шрифт:
Тогда, как старший, хотел сесть Пак. Но два дракона, образующие сиденье трона, приблизились друг к другу, и Пак не мог сесть.
Так продолжалось до трех раз, и народ предложил сесть Ни.
Ни сел, и драконы не двинулись.
Ни сделался императором, а Пак ушел в провинцию Хамгиендо и скрылся там в монастырь.
Ни, боясь Пака, послал стражу в этот монастырь и приказал:
– Если Пак действительно поступил в монастырь и остригся, то оставьте его, иначе убейте.
Стража пришла в монастырь и нашла Пака остриженным.
Император
После смерти Пака его изображение сделалось священным и до сих пор сохраняется в монастыре Шоханса.
Второй привилегией монастыря было бить розгами всякого корейца, который провинится против монахов этого монастыря.
Монахи этого монастыря и до наших дней пользуются славой самых грубых и дерзких людей.
ЛЕГЕНДА О БОБРЕ
Происхождение ныне царствующих маньчжурской и корейской династий
В провинции Хон-чион, в округе Хориен, в деревне О-це-ами, жил Цой (предводитель дворянства), и у него была молодая дочь Цой-си (дочь Цоя).
Однажды, проснувшись, она ощупала возле себя какого-то мохнатого зверя, который сейчас же уполз.
Она зажгла лучину, но в комнате никого не оказалось.
Она рассказала об этом родителям, и, после долгого совещания, было принято следующее решение. Если еще раз зверь придет, то она, притворившись спящей, привяжет к его ноге конец клубка длинной шелковой нитки.
Так Цой-си и поступила.
Когда настал день, то ниточка привела отца Цой-си к озеру, которое называется Хан-тон-дзе-дути.
Нитка уходила под воду, и когда отец потянул за нитку, на поверхности всплыл бобер, опять нырнул и больше не появлялся, а нитка оторвалась.
Через десять месяцев Ной-си родила мальчика, цветом кожи до того желтого, что его назвали Норачи (рыжий).
Он вырос, был нелюдим и кончил тем, что, женившись, поселился на озере своего отца, потому что бобер и был его отец. Он любил воду и плавал, как и отец его, бобер.
Однажды родоначальник рода Ни-чай (родоначальник теперешней маньчжурской династии), из Когнского округа, деревни Сорбой, увидел во сне, что из озера, где жил бобер, вылетел в небо дракон, а явившийся в это время белый старик сказал ему:
– Это умер бобер. Кто опустится на дно озера, где стоит дворец бобра, и положит кости отца своего в правой комнате от входа, тот будет китайским императором, а чьи кости будут лежать в левой комнате, тот будет корейским.
Проснувшись, Ни-чай вырыл кости своего отца и с Тонгамой (зарыватель костей) и с костями отца отправился к озеру Хан-тон-дзе-дути.
Но так как Ни-чай не умел плавать, то он и просил Норачи положить кости его отца во дворце бобра. При этом Ни-чай обманул Норачи.
– Я открою
Так Ни-чай хотел обмануть Норачи.
Но Норачи поступил как раз наоборот, а на вопрос Ни-чай, зачем он так сделал, сказал:
– Для твоего же рода лучше так, а мне просто больше понравилась правая комната.
Ни-чай должен был помириться с своей долей и просил Норачи о вечной дружбе между их родами. Норачи согласился.
Прошло еще время, и у Норачи родились один за другим три сына.
Третий, Хан, имел страшное, волосами обросшее лицо, а взгляд такой, что на кого он смотрел, тот падал мертвый.
Поэтому он никогда не выходил из комнаты и всегда сидел с закрытыми глазами.
Ни-чай умер, а сыну его приснился сон, что в колодце, близ озера Хан-тон-дзе-дути, лежит китайская императорская сабля. И опять белый старик сказал ему:
– Владелец этой сабли – китайский император.
Поэтому, проснувшись, сын Ни-чая отправился к озеру, нашел там колодезь, а в нем саблю.
Так как все уже называли Хана будущим повелителем Китая, то сын Ни-чая задумал убить его этой саблей.
Пользуясь дружбой отцов, он пришел к Норачи и стал просить его показать ему Хана.
Напрасно Норачи отговаривал его, представляя опасность. Сын Ни-чая настаивал, и в силу дружбы Норачи не мог ему отказать.
Но, когда сын Ни-чая вошел в комнату Хана и тот открыл глаза, хотя и не смотрел ими на гостя, сын Ни-чая так испугался, что положил саблю к ногам Хана и сказал:
– Ты император, тебе и принадлежит эта сабля.
Хан, ничего не ответив, закрыл глаза, а Норачи поспешил вывести своего гостя из комнаты сына.
– Я знаю своего сына, – сказал Норачи, – спасайся скорее. Я дам тебе его лошадь, которая вышла к нему из озера и которая бежит тысячу ли[*] в час.
[* Ли – приблизительно треть версты. (Примеч. Н. Г. Гарина-Михайловского.)]
Сын Ни-чая вскочил на эту лошадь и скрылся, когда с саблей в руках вышел из своей комнаты Хан.
– Где тот, кто принес эту саблю? – спросил он отца.
– Он уехал.
– Надо догнать его и убить, чтобы преждевременным оглашением не испортил он дело.
Хан хотел сесть на свою лошадь, но оказалось, что на ней-то и исчез гость.
– Тогда нельзя медлить ни минуты!
И, собрав своих маньчжур, Хан двинулся на Пекин.
Он и был первым императором из маньчжуров.
Он настроил множество крепостей, и камни для них из моря подавал Натхо, тот самый Натхо, который выбросил камни для знаменитой Китайской стены. А когда спросили, кто из моря подает камни, Натхо только на мгновение высунул свою страшную голову из воды.