Коричневые башмаки с набережной Вольтера
Шрифт:
…Коричневые башмаки встали как вкопанные у оклеенного рекламными плакатами деревянного забора. Плакаты вылиняли, многие были оборваны; на том, что лучше всех сохранился, шины Данлопа катились по улице вдогонку за автомобилем. Но остановиться коричневые башмаки заставил вовсе не он, а шум, внезапно заполнивший улицу Сен-Жак: в сумерках тишину разорвали крики и яростный гул толпы. Вскоре истеричные вопли зазвучали со стороны сквера Сен-Жюльен-ле-Повр:
– Смерть жидам!
Группа манифестантов спустилась с горы Святой Женевьевы. В анемичном свете уличных фонарей и фонариков на проезжавших мимо фиакрах замелькали силуэты с поднятыми кулаками. Свист, гиканье, топот, нараставшие в ритме крещендо, взбудоражили отходивший ко сну город, распугав припозднившихся прохожих на мостах.
– Убивайте всех! Смерть жидам!
Крикуны
Коричневые башмаки нырнули под арку общественного здания с надписью на фронтоне: «Свобода, равенство, братство».
Наконец последние горлопаны убрались в сторону реки. Путь был открыт. Теперь башмакам предстояло перейти Архиепископский мост, осмотреться на местности и засечь время, которое понадобится на то, чтобы дойти от Цветочной набережной до улицы Вербуа прогулочным шагом, когда работа будет закончена.
Глава тринадцатая
Вторник, 18 января
Изидор Гувье печалился. Он обнаружил, что стареть – это не только прятать лысину под видавшим виды котелком и опускать руки в борьбе с седой щетиной, которой со страшной скоростью зарастают щеки и подбородок. Это еще и хромать заметнее день ото дня из-за некогда полученного перелома бедренной кости (Изидор много лет назад схватился врукопашную с карманником), и отчаянно сражаться с помощью клетчатых платков с сенной лихорадкой, превратившейся в хроническую. Но что самое неприятное, стареть – это чувствовать себя бесполезным. По доброте душевной Антонен Клюзель не выгнал его из «Пасс-парту» и доверил скромную рубрику о живописи. В итоге Изидор Гувье, восхищавшийся Рембрандтом и Гойей, оказался лицом к лицу с современным изобразительным искусством и впал в отчаяние. «Чепуха на постном масле, кошачья моча в чане красильщика» – таков был его приговор, и не на пустом месте: честный Изидор не один день провел в мастерских монмартрских мазилок, от души желая, чтобы его переубедили, но нет. «Ренуар, Дега, Моне, Пюви де Шаванн – еще куда ни шло, однако все эти нынешние выставки портретов проституток и прочей мазни поколения, не оправившегося от войны 70-го года [85] … Я пока еще не заделался старым брюзгой и хулителем эпохи, но всему же есть предел!» – угрюмо думал он, выходя из омнибуса маршрута Пигаль – Винный рынок у церкви Лореттской Богоматери.
85
Имеется в виду Франко-прусская война 1870 г. – Примеч. пер.
– И гнездилище этой безвкусицы – улица Лафитт, вотчина торговцев картинами, – проворчал он себе под нос, шагая мимо магазинов Амбруаза Воллара, Поля Дюран-Рюэля и Дио.
Картины Будена и Коро, выставленные Жераром, а также витрина в «Тамплер», посвященная Фантен-Латуру (этого художника Изидор не слишком жаловал, но уважал за безупречную технику), немного подняли ему настроение. Он бы с удовольствием задержался у особняка, где жила Лола Монтес до своего переезда в Америку, и зашел бы в старый дом Марселины Деборд-Вальмор и Селесты Могадор [86] , но репортерский долг звал его на открытие «Палитры и мольберта» – новой художественной галереи, посвященной гнусностям конца века.
86
Лола Монтес (Элизабет Розанна Гилберт; 1821–1861) – ирландская актриса и танцовщица, выдававшая себя за испанку; фаворитка короля Баварии Людвига I.
Марселина Деборд-Вальмор (1786–1859) – французская поэтесса.
Селеста Могадор (1824–1909) – танцовщица. – Примеч. пер.
Помещением, снятым ресторатором по имени Леонс Фортен, самовластно распоряжался художник Морис Ломье. Устав бороться с превратностями судьбы, Ломье в конце концов забросил кисти и краски и все свои чаяния возложил на торговлю чужими картинами, решив, что они принесут больше дохода, чем его собственные.
Десятка три любителей поесть за чужой счет толклись в тесном зальчике, хватая с подносов
– Но никогда бы я не решился на подобное предприятие, кабы месье Ломье мне того не присоветовал и не взял на себя все организационные хлопоты! Это он убедил Мадлен Лемер [87] дать нам несколько своих акварелек с цветами. И он уговорил папашу Малезьё, пока еще неизвестного, но подающего надежды живописца, по ремеслу колбасника, предоставить нам свои творения.
Изидор Гувье терпеть не мог букеты на картинах, и каждый взгляд на акварели прославленной Мадлен Лемер вызывал у него неодолимое желание чихнуть. При виде петухов, куриц и индюшек, увековеченных колбасником, ему сделалось совсем худо.
87
Мадлен Лемер (1845–1928) – французская художница, прозванная «императрицей роз». – Примеч. пер.
– Воистину, что навозом не воняет и на стенку повесить можно – уже искусство! Откуда у вас взялись эти нездоровые наклонности? Что за птицеферма у вас тут? – проворчал он, обращаясь к Морису Ломье. Тот в сдвинутой на затылок шляпе а-ля Ван Дейк, засунув руки в карманы черного бархатного пиджака с иголочки, поглядывал вокруг и вид при этом имел донельзя довольный.
– А по-моему, симпатичненькие птички, – проворковала Мирей Ломье, для близких друзей Мими, чьи пышные формы казались еще пышнее в роскошном наряде из сиреневой тафты.
– Можете смеяться, дорогой друг, это и правда редкостная мазня, но представьте себе, у нее есть поклонники, – усмехнулся Морис Ломье. – В нашем огромном городе из камня под небом, затянутым вредоносным дымом, парижане мучаются сплином и тоскуют по сельской местности. Виды птицефермы и цветущих лужочков в домашнем интерьере скрашивают их безрадостное заточение в четырех стенах. Кстати, на этих полотнах запечатлена уходящая жизнь: папаша Малезьё сначала курочку рисует, а потом в суп ее, в суп!
– Бедные цесарки! – покачал головой посетитель, похожий на английского прораба, с набрякшими веками и густыми усами. – Мир праху их, и аминь микробам, которых становится все меньше и меньше, с тех пор как в моду вошла гигиена. А Общество защиты животных и в ус не дует!
– Месье Альфонс Але [88] ! Вот уж не чаял вас тут встретить! – воскликнул Изидор Гувье.
– И это продается? – недоверчиво спросил писатель Мориса Ломье, с которым его познакомила некогда Жанна Авриль [89] .
88
Альфонс Але (1855–1905) – французский юморист; учился на аптекаря, но бросил занятия и стал писателем. – Примеч. пер.
89
Жанна Авриль (1868–1943) – танцовщица канкана в «Мулен-Руж». – Примеч. пер.
– Будет продаваться как горячие пирожки! Благодаря папаше Малезьё мы с Мими скоро сможем перебраться из конюшни в местечко поприличнее.
– А я работаю только ради того, чтобы было на что погулять. – Альфонс Але повернулся пожать руку подошедшему Шарлю Леандру [90] – дородному мужчине с близорукими глазками за стеклами круглых очков. – Дамочка курит как сапожник, – шепнул он ближайшему окружению, указывая на супругу ресторатора. – А у ее муженька Фортена я бы охотно позаимствовал костюмчик для карнавала.
90
Шарль Леандр (1862–1934) – французский художник. – Примеч. пер.