Коридор в 1937-й год
Шрифт:
«А, может, нет? – мелькнула в сердце надежда. – Может, останется?»
Рита почувствовала, как слезы – то ли от возможного счастья, то ли от неминуемой разлуки побежали по щекам. Саша стал целовать ее щеки, потерся носом, вытирая жидкость с ее глаз.
Они оба тихо засмеялись, еще крепче обнявшись. Снова приникли к губам друг друга.
И в этот момент из комнаты хозяйки прозвучал резкий стук в дверь…
Глава 46. Решается судьба Артема и Костика
Сколько Артем был в отключке, трудно сказать.
«Где я?» – возник в мозгу с трудом сформировавшийся вопрос.
– Эй, вставай, хватит валяться! – услышал он ненавистный голос Угловой и всё вспомнил.
Завозился, попытался сесть. Не мог понять сначала, почему не в состоянии двинуть руками – затекли, что ли? Потом догадался: пока он был без сознания, руки ему связали. Впереди. Толстым волосатым жгутом.
Дамочка Углова без лишних церемоний пнула его в бок.
– Вставай пошустрей!
Артем развернулся на бок, с трудом встал на колени.
Голова гудела. Судя по тому, что правая часть комнаты могла быть им увидена только тогда, когда он туда поворачивал голову целиком, его правый глаз затек.
«Красивый я, наверно, сейчас!» – странная мысль царапнула сознание.
Помогая себе связанными вместе руками, поднялся на ноги.
В углу, у печки на лавочке, увидел сидевшего там, сжавшегося Костика. Лицо у него было бледным и зареванным. Он часто моргал слепившимися от слез ресничками, нервно всхлипывал и смотрел невесело на Артема. Парень попытался ободряюще улыбнуться мальчику и даже подмигнуть, но мышцы его лица не слушались.
У стола сидели два военных и без интереса наблюдали за Муравьевым. По-прежнему рядом с Артемом стояла Углова. И ружье было в ее руке, на которое «гость из будущего» подозрительно и с ненавистью покосился. Как будто виновато было оно, а не эта дурила в сарафане.
– Вот, познакомьтесь, товарищи! – энкэвэдэшница дернула головой в сторону Артема. – Его арестовали в прошлую субботу на улице. В милиции он нес какую-то чушь, и они позвонили нам. При сопровождении из отделения милиции в НКВД ему удалось бежать. Виновные уже ответили… Потом, похоже, где-то украл одежду и переоделся в женское. В общем, вражеский шпион. Еще и мальчишку привлек к своим темным делишкам, – Углова дернула головой в сторону Костика. – Спрашиваю у него, как ты с ним оказался. Говорит, не помнит.
– А имя он свое помнит? – суровым голосом, громко, обращаясь к мальчугану, спросил один из военных. Он был здоровым вальяжным детиной с пустыми маленькими глазками и презрительно сложенными надгубными складками. Под большим, широким носом тоненькой полоской чернели усы.
Костик сжался, не ответил. Вдруг грязными пальчиками заткнул себе уши, сморщил лицо – похоже, снова готов был разреветься.
– Пацана я знаю, – вымолвила Углова. – Он к бабке своей шел. Сынок бабкин врагом народа оказался. Родственник
20
Увы, такое случалось на самом деле. По некоторым воспоминаниям, на людей специально писали доносы, чтобы их жилплощадь «освободить» и «приватизировать».
– Даа, вон он чертенок, отродье вражье! Даже уши заткнул! – бросил на Костика взгляд, полный ненависти, второй военный, скуластый мужчина лет сорока. Он был небритым, с темными кругами под глазами, худой, хмурый.
Углова продолжала:
– Родителей уже приговорили к расстрелу. У них там еще и книжки запрещенные нашли. А мамаша пацана, когда мужа забирали, бросилась драться с нашим работником.
– А бабка?
– Бабке плохо стало, когда про сына узнала. Удар случился. Померла, в общем.
Сердце Артема болезненно сжалось, он торопливо обернулся к мальчику. Тот по-прежнему сидел, съежившись: коленки к животу, голова на груди, уши заткнуты. «Не слышал о родителях! – понял Муравьев, слегка расслабившись. – Бедняга. Сиротой сделали малыша!»
– Что будем с ними делать? – спросил коллегу скуластый.
– Пацана – в спецдетдом. Тут, недалеко, в Потапово есть наш, от НКВД, как раз подходящий для чесеировцев [21] , - мгновенно принял решение вальяжный. – Ну, а этого – он исподлобья глянул на Артема, – к нам. Мы его за раз раскрутим: кто такой и зачем в нашу страну пожаловал.
21
ЧСИР – Член Семьи Изменника Родины (чесеир, принятое произношение в те годы).
Холодный пот медленными каплями заскользил по спине Артема где-то в районе позвоночника.
– Спасибо, товарищи! Я ведь сюда на выходной, к матери приехала. Ну, кто знал, что эти ночью в бесхозный дом заберутся?
– Ладно, поехали! – вальяжный поднялся из-за стола.
– А мальчишку куда? – спросил скуластый.
– С нами возьмем. В Потапово забросим по дороге. Пусть сами с ним в детдоме разбираются: документы запрашивают и тому подобное, – отозвался энкэвэдэшник.
– Эй, пацан, иди сюда! – окликнул малыша скуластый.
Но Костик не шелохнулся. Мальчик продолжал сидеть, забившись в угол. Только руки от ушей убрал. Обхватил коленки грязными ручонками, переводил глаза от одного военного к другому. А в глазах – темнота. Похоже, утонул в своем несчастье: то ли успел услышать о спецдетдоме, то ли просто все еще не смог отойти от испуга – ведь на его глазах ударили мужчину, да так сильно, что тот потерял сознание, – всё же ребенок, детская психика более тонкая и ранимая.