Коридор

Плотников Александр Анатольевич

– «Не все так уж и плохо. Надо на все смотреть с оптимистической точки зрения этого доктора Хубера. Ведь я после всего этого дурдома остался жив и почти невредим».

– «Хотя какой, к черту, оптимизм доктора», – способность здраво мыслить понемногу стала возвращаться к нему. – «Судя по истеричности, он не тот, за кого себя выдает»

– «А вот это-то как раз и необязательно. Одно другому совершенно не мешает, и эти качества спокойно могут уживаться в одном человеке.»

– «О??? Что это со мной? Я, кажется, разговариваю сам

с собой… Приехали»

Подняв голову, Он опять натолкнулся взглядом на Хильду. Она по-прежнему стояла возле кровати, словно горничная, ожидающая указаний постояльца.

– Сколько вам лет?

– Восемнадцать.

– Сколько? – недоверчиво переспросил Он.

– Тринадцатого июня будет восемнадцать, – девушка сильно смутилась, но беседа определенно доставляла ей удовольствие.

– Так это совсем скоро.

– Да через три с половиной недели, если быть точной.

– «Бедняжка, она так торопится повзрослеть, что считает часы до совершеннолетия. Глупая, после двадцати так все поскачет

– что только и будешь успевать весны считать. А потом осени»

– «Что-то я захандрил, мне ведь самому только двадцать девять. Хотя это мне там двадцать девять, а здесь сколько? Надеюсь, не пятьдесят два?»

– Хильда, а сколько мне лет?

Этот неожиданный вопрос явно поставил ее в тупик.

– Я хотел спросить, сколько вы мне дадите?

– Ну, я не знаю, лет двадцать пять, – примериваясь, ответила она.

– «Да, с ней все понятно. У нее все взрослые дяди, у кого пушок под носом превратился в щетину».

Хильда протянула небольшое круглое зеркальце, извлеченное из кармашка белоснежного фартука.

– Вы, что, даже не помните, сколько вам лет? – с сочувствием произнесла она.

– Да нет, что вы, конечно помню. Просто… – в следующий момент Он как ужаленный дернулся в сторону. На него из зеркала смотрел совершенно другой человек, нежели тот, кого Он там привык постоянно видеть.

Вся правая сторона его “нового” лица представляла собой один сплошной синяк. Глаз заплыл, а зачесанные назад русые волосы почти полностью скрывала повязка. При более внимательном рассмотрении стало заметно, что лицо было немного вытянутым, губы казались слегка тонковатыми, хотя в целом черты были правильными. На вид смотревшему из отражения зеркала было не больше двадцати двух лет. – «Да, прямо настоящий ариец, которого, правда, переехали трактором»

– Ну и рожа. Неужели это чудовище – Я?

– Вы не волнуйтесь, синяки потом сойдут.

– «Вот это да», – до сих пор не веря в происходящее, Он тупо пялился в зеркало, продолжая щипать себя за щеку.

– Так это правда. Вы действительно не помните, – сейчас она на него смотрела с такой жалостью, с которой обычно смотрят на инвалида, которому на войне оторвало обе ноги вместе с мужским достоинством. От этого ее взгляда ему снова стало не по себе, отчего Он тут же решил переменить тему.

– И много у вас таких симпатичных фройлян в госпитале?

Похоже, это был не самый удачный вопрос, потому что моментально в глазах Хильды Он превратился из несчастного инвалида в блудливого кобеля. И из заботливого

ее взгляд вдруг превратился в надменный. – «А она, я смотрю, с характером».

– Со временем вы сами обо всем узнаете, – холодно ответила Хильда и, повернувшись, собралась уходить.

– Постойте. Я не это имел в виду.

– Неужели? – Теперь сарказм звучал из ее уст.

– Скажите, а этот доктор, как его там?

– Хубер, доктор Хубер.

– Да, этот ваш Хубер он, что, единственное медицинское светило на всю округу?

– Нет, всего их четверо, но доктора Штроссмаера неделю назад отозвали на Восточный фронт. Доктор Штанцль на выезде в Алансоне, а у доктора Коха обострение язвы. Он, кстати, и есть начальник госпиталя. Поэтому доктору Хуберу приходится во всем самому разбираться, – скороговоркой докладывала Хильда.

– Он к нам прибыл полгода назад из Франкфурта-на-Одере. Там у него была своя частная практика. Стране сейчас очень не хватает врачей, и он попал под мобилизацию. А вы бывали когда– нибудь во Франкфурте?

– Не помню.

Хильда едва заметно улыбнулась.

– Вообще-то он человек хороший. Только уж слишком становится ранимым, когда не может помочь людям

– Это я уже успел заметить. Скажите, Хильда, а эти двое, которые вроде как потом должны появиться в госпитале, они тоже врачи по этой части?

– Нет, они очень хорошие военные хирурги. Вообще-то мы не совсем госпиталь, так, небольшая медчасть. Сами себя в шутку мы называем ППП – передвижной перевязочный пункт. Здесь боевых действий никогда не было. И, скорее всего, не будет. Так что я вообще не понимаю, зачем мы здесь.

– «Знала бы ты, как ошибаешься», – почему-то с сожалением констатировал Он.

– Ну как зачем? Меня вон от верной гибели спасли. Оказали, так сказать, гинекологическую помощь.

– Вы все шутите.

В приоткрытую дверь просунулось конопатое лицо со взъерошенными, огненно-рыжими волосами, в котором, благодаря больничному халату, легко было узнать постояльца местного заведения.

– Хильда, где ты ходишь? Тебя фрау Майлендер везде ищет.

– А кто такая эта фрау Майлендер?

– Это наша сестра-хозяйка.

И судя по тому, как быстро она попыталась удалиться, весьма строгая.

– Если вам что-то будет нужно… – произнесла она уже в дверях.

– Не беспокойтесь, со мной все будет в порядке, – напоследок заверил ее Он.

Хильда, еще раз улыбнувшись, скрылась за дверью.

Оставшись, наконец, один, Он смог поразмыслить над той ситуацией, в которую непонятно по чьей воле вляпался. В голове был один сплошной сумбур:

– «Итак, я сидел за компьютером и набирал эту чертову статью. Потом вспышка… самолет»,– после упоминания о самолете по спине пробежал холодок – «Да, до сих пор не верится, что я посадил эту штуку и остался жив. И как у меня это получилось, ума не приложу», – в памяти быстрым калейдоскопом пробежали вчерашние события. – «На следующий день я очнулся в госпитале. У меня оказались вывихнуты лодыжки обеих ног, из плеча вытащены осколки, а под правым глазом синяк размером в пол-лица».