Коридор
Шрифт:
— Да. Она даже плакала.
— Что?! — он дернулся. — Жуть… И что мне теперь делать?
— Просить прощения, что же еще?
— А что сказать насчет Уизли?
— Лучше вообще не поднимай эту тему. Я сам как-нибудь…
За спиной скрипнула дверь, и я обернулся. На пороге столовой стояла Белла, встрепанная и сонная, в теплом халате — видно, только что встала.
Гарри вскочил и побежал к ней навстречу. Я ушел. Сейчас эти двое будут трогательно мириться, нечего их смущать…
В кабинете я опять закурил. Надо же, всего час поговорили, а меня будто выжали, как лимон. А все из-за
Правда, другие дела беспокоили меня не меньше. Уизли, Снейп… Что там еще было? Да, собака и Фламель. Забавно, что у Гарри проснулось такое рвение к учебе. Ради реферата готов на каникулах навещать всяких старых пней. Надо будет отыскать для него какое-нибудь популярное издание по алхимии, что ли.
Кстати, а если попробовать все-таки найти выход на Фламеля? Ведь есть же «дружище Джонни», а у него возможностей хватает… Так что я написал Райкрофту письмо: мол, не может ли он через свой «отдел изучения народной культуры» свести меня с Фламелем? Письмо было наглое и с откровенно корыстным подтекстом. Если Райкрофт ставит мне условия, так пусть взамен оказывает мелкие услуги.
Ответа я, впрочем, не ждал и, отправив сову, тут же забыл о своем послании. На это Рождество мне и без того было о чем подумать.
_____________________
* Юнис Мюррей (ум. 1942) — легендарный ловец команды Montrose Magpies (в русском переводе — «Стресморские сороки»). Рассказывают, что она ходатайствовала об увеличении скорости снитча, потому что «с нынешними снитчами слишком просто играть».
Глава 8
Больше всего русалок бывает в лагуне, когда нарождается новый месяц. Они тогда собираются там и издают странные жалобные звуки. Но в эти часы лагуна небезопасна для людей.
Канун Рождества (впрочем, по обычаю, который завел когда-то Лорд, мы называли этот праздник Йолем) прошел суматошно. После завтрака я отвез «Нимбус» в гарантийную мастерскую. Только вернулся, раздалась трель каминного вызова — явился племянник, чтобы поговорить о делах.
Оказалось, что у Ральфа есть готовый материал для публикации: интервью с лидером лондонской ячейки «новых темных», Эндрю Каммингсом по прозвищу Гребень. Они были знакомы по Слизерину, хотя Гребень был старше Ральфа лет на пять или шесть.
— Вы его когда-нибудь видели? — говорил Ральф, расхаживая по моему кабинету. — Он очень умный, хотя закончил Хогвартс на одни «тролли». Спокойный такой, уверенный…
— Где он сейчас работает? — поинтересовался я.
— Где придется. У него же все время уходит на политику, а вдобавок его временами арестовывают…
С «новыми темными» мне редко приходилось иметь дело. Это была малочисленная молодежная партия, образованная после падения Лорда активистами из низовых ячеек. Единой политической идеи у них не было: одни мечтали о захвате власти, другие считали, что надо добиваться своего пропагандой. Одни видели решение всех проблем в истреблении грязнокровок,
— Оставь интервью, я посмотрю, — сказал я Ральфу. — Может, удастся протолкнуть его в «Новый оракул».
— Спасибо. Как вы думаете, меня возьмут репортером? Правда, я могу работать только на каникулах…
— Не рановато ли ты собрался в журналистику? И потом, еще вопрос, как ты сдашь ТРИТОНы.
— А, — отмахнулся он, — кому нужны ТРИТОНы? В Азкабане никто не спросит, сколько у меня было по трансфигурации.
— Думай головой, что говоришь! Где ты набрался таких идиотских поговорок?
— В школе, где же еще?
— Меньше бы молол всякой чепухи… Слушай, а отец не против, что ты хочешь стать журналистом?
Ральф только отмахнулся.
— Ну, папа, конечно, предпочел бы, чтоб я занялся чем-нибудь серьезным… Да ладно, поворчит-поворчит и перестанет. Мы всегда находим общий язык.
— Если ты будешь курить ту же дрянь, что и летом, я не смогу за тебя поручиться, — пригрозил я.
— Послушайте, — стал защищаться племянник, — да это же обычная «травка»! Так, баловство…
— Не ты первый так думаешь. А я вот знаю людей, которые с травки «пересели» на Felix Felicis или еще что похуже.
Ральф, конечно, не поверил, но возражать не стал: что толку спорить со старыми пнями? Только усмехнулся и сказал:
— Ладно, ладно, обещаю.
Когда племянник ушел, я предался любимому занятию — впал в депрессию. Ральф же не соврал: у них с Басти и вправду удивительное взаимопонимание, несмотря на периодические скандалы. Как им это, интересно, удается? И почему у меня так не выходит с Гарри? Где я переигрываю, а где недотягиваю? Может, Басти прав, и семейная жизнь не для меня?
У меня никогда ничего не получится, Гарри вырастет и меня возненавидит…
В довершение всего, когда я решил прибраться в кабинете, то нашел под грудой бумаг синюю папку со своими рисунками трехлетней давности. В основном там были портреты Беллы и еще пара набросков Гарри: вот он прыгает в реку с обрывистого берега, вот дрессирует Спайка… Силуэт схвачен хорошо, движения более-менее естественные — я все-таки не совсем разучился рисовать. Но только сейчас заметил, что везде Гарри изображен в дальней перспективе, так что лицо невозможно рассмотреть.
Я вспомнил, что мне всегда было трудно рисовать его портрет. Беллу, например, я мог свободно изобразить по памяти. Неужели и здесь проявляется скрытое отторжение к ребенку? А если это заметно самому Гарри…
Таким самоедством я занимался до двух часов пополудни. Вообще-то планировал до трех — когда еще выдастся возможность основательно пострадать, чтобы никто не отвлекал? Но помешал Гарри. Он ворвался в мой кабинет, как буря, и пахло от него морозом и ветром.
— Пап, я погреюсь, ладно? А то у меня уже пальцы не сгибаются. Снитч чуть не улетел за Дервент, я его над самой рекой поймал. Не надо было отдавать «Нимбус» в мастерскую! Как я буду тренироваться на «Комете»?..