Коринна, или Италия
Шрифт:
— Далмация, которую вы видите отсюда, — продолжала Коринна, — и которая некогда была населена таким воинственным народом, еще сохранила и поныне следы былой дикости. Далматы так мало знают о событиях, происшедших в мире за последние пятнадцать веков, что до сих пор еще называют римлян «всемогущими». Правда, они обнаруживают кое-какие познания и о новых временах, называя вас, англичан, «морскими воителями», ибо вы часто заходите в их порты, но им ничего не известно о других странах и народах. Мне очень хотелось бы, мой дорогой Освальд, повидать все страны, сохранившие свои исконные нравы, одежду и язык. Цивилизованный мир очень однообразен, с ним можно ознакомиться за короткое время, и я уже давно успела его узнать.
— Когда живешь рядом с вами, — прервал ее лорд Нельвиль, — все больше убеждаешься, что нет предела глубине вашей мысли и силе ваших чувств.
— Дай бог, — ответила Коринна, — чтобы это очарование не исчезло!
— Поглядите еще минуту на Далмацию, — помолчав, сказала она. — Когда мы спустимся с высоты,
— Стало быть, это я погубил чудесную силу воображения, — сказал Освальд, — которая доставила мне самые упоительные радости моей жизни.
— Не вас надобно в этом винить, — ответила Коринна, — а мою глубокую любовь к вам. Талант нуждается во внутренней свободе, которую всегда подавляет истинная страсть.
— О! если это так, — вскричал лорд Нельвиль, — то пусть умолкнет твой гений и твое сердце будет всецело принадлежать мне!
Он не мог произнести эти слова без волнения, ибо в них таился более глубокий смысл. Коринна поняла это и не решилась ответить, боясь как-нибудь нарушить овладевшее ею сладостное чувство.
Она сознавала себя любимой; и так как она жила в стране, где мужчины жертвуют всем ради любви, то быстро успокоилась и убедила себя, что лорд Нельвиль не сможет расстаться с ней; беспечная и горячо любящая женщина, она воображала, что надобно только оттягивать время и опасность, если о ней не упоминать, уже миновала. Коринна жила, как нередко живут люди, которым уже давно угрожает беда; под конец они начинают верить, что она никогда их не постигнет, раз не постигла еще до сих пор.
Мягкий воздух Венеции и весь образ жизни ее обитателей на диво убаюкивают душу надеждами: спокойное покачивание лодок на воде зовет к мечтаниям и лени. Порою можно услышать, как гондольер, стоя на мосту Риальто, запевает какой-нибудь станс Тассо и второй отвечает ему с другого конца канала следующим стансом. Старинный мотив этих стансов напоминает церковное пение, и, стоя поблизости, замечаешь, как он монотонен; но вечерами, под открытым небом, когда эти звуки замирают на водной глади, подобно отблескам заходящего солнца, и чудесные стихи Тассо сливаются с этой картиной, полной поэзии и гармонии, невозможно не поддаться чувству сладостной печали, навеянной пением гондольеров. Освальд и Коринна долгими часами катались вдвоем по каналу; иногда они перебрасывались немногими словами; но чаще всего, держась за руки, они молчали, предаваясь неясным грезам, рожденным любовью и красотою природы.
Книга шестнадцатая
Отъезд и разлука
Глава первая
Как только по Венеции пронесся слух о приезде Коринны, всеобщее любопытство было так возбуждено, что каждому захотелось увидеть ее. Когда она шла в кофейню на площади Святого Марка, под аркадами собирались толпы народа, чтобы хоть одним глазком взглянуть на нее, и высшее общество Венеции усердно искало знакомства с нею. Раньше ее радовало, когда ее появление повсюду производило такой эффект, и с присущей ей искренностью она признавалась, что очень любит вызывать восхищение. Гений нуждается в славе; впрочем, каждый человек стремится к благам, если в силу его дарований они ему доступны. Однако при создавшемся положении Коринну пугало все, что противоречило скромному образу жизни, столь дорогому сердцу лорда Нельвиля.
Коринна рисковала своим благополучием, привязавшись к человеку, который должен был вырвать ее из привычной сферы и, пожалуй, даже подавить ее дарования; но легко понять, что женщина, поглощенная литературой и искусством, может полюбить в мужчине именно те особенности и даже вкусы, которые не свойственны ей. Мы так часто докучаем самим себе, что нас не способен пленить человек одинакового с нами склада: должна существовать гармония чувств и противоположность характеров, чтобы из взаимной склонности и вместе с тем из различия родилась любовь. Лорд Нельвиль в высшей степени обладал таким сложным очарованием. Он привлекал сердца своими мягкими, любезными манерами, а приступы мрачного раздражения, порой овладевавшие
Однако поклонение, которым окружили Коринну в Венеции, произвело на лорда Нельвиля приятное впечатление. Венецианцы принимали ее так радушно, они так живо и красноречиво высказывали, какое удовольствие доставляет им беседа с ней, что Освальд чувствовал себя счастливым при мысли, что его любит столь пленительная, всеми почитаемая женщина. Он уже больше не ревновал Коринну к ее славе, уверенный, что она предпочитает его всему на свете, и его любовь к ней, казалось, возрастала от похвал, какие ей повсюду расточали. Словно заразившись итальянским беспечным взглядом на будущее, он даже не вспоминал об Англии. Коринна заметила это, и ее легковерное сердце ликовало, как будто перемена, произошедшая в нем, могла длиться вечно.
Итальянский язык отличается от прочих европейских языков тем, что в нем есть несколько замечательных, вполне литературных диалектов. Все они более или менее отклоняются от классического итальянского языка, но на каждом из них можно сочинять стихи и писать книги. Однако полноценными считаются лишь неаполитанское, сицилийское и венецианское наречия, а среди них венецианское слывет самым оригинальным и изысканным. Коринна говорила на этом диалекте с очаровательной мягкостью; и манера, с какой она пела веселые баркаролы, позволяла думать, что она могла бы так же хорошо играть в комедии, как и в трагедии. Ее осаждали просьбами выступить в комической опере, которую группа любителей, принадлежащих к светскому обществу, собиралась через неделю поставить на сцене. Коринна никогда не имела желания познакомить Освальда с этой гранью ее таланта: с тех пор как она его полюбила, ее уже больше не привлекали такого рода забавы; порой она даже говорила себе, что беззаботное веселье может принести ей несчастье; но на сей раз Коринна была в особенно светлом настроении и согласилась исполнить просьбу венецианцев. К тому же и Освальд настойчиво убеждал ее это сделать, и было решено, что она будет играть в «Воздушной деве» — так называлась пьеса, которую выбрали для представления.
Как и большинство произведений Гоцци, эта пьеса состоит из причудливых фантастических сценок, очень веселых и своеобразных. В таких комедиях рядом с властелинами мира частенько появляются Труффальдино и Панталоне {234} . Там много чудесного, но вместе с тем и смешного, и наличие чудес придает утонченность комизму, в котором нет ни тени грубости или вульгарности. Главная героиня «Воздушной девы», или «Семирамиды в молодости», — кокетливая красавица, которую Небо и ад одарили способностью править миром. Воспитанная в пещере, подобно дикарке, но искусная в колдовстве, как волшебница, и властная, как королева, она соединяет в себе природную живость с обдуманным изяществом, воинскую доблесть с женским легкомыслием, честолюбие с безрассудством. Эта роль требует от исполнительницы пылкого воображения и искрометной веселости, связанной с даром импровизации. Все общество единодушно просило Коринну взять на себя эту роль.
234
Труффальдино — традиционный персонаж национальной итальянской комедии масок — шутник и забавник.
Панталоне — см. примеч. 4 к кн. VII, гл. II.
Глава вторая
Порою судьба жестоко и капризно играет человеком; можно подумать, будто некая сила хочет внушить ему страх, чтобы впредь он слепо ей не доверялся. Это случается чаще всего, когда человек горячо надеется на благосклонность судьбы и счастье как будто уже улыбается ему; как раз в этот момент на него обрушивается страшная беда, и роковые сестры вплетают черные нити в ткань его жизни, спутав все, что он создал своими руками.
Семнадцатого ноября Коринна проснулась, радуясь от души, что вечером ей предстоит играть в комедии. Для первого акта, где она выходит на сцену в образе дикарки, она выбрала себе весьма живописный костюм. Как полагалось по роли, ее волосы были распущены, однако тщательно уложены, выдавая ее желание быть привлекательной; изящно сшитый, легкий и причудливый наряд придавал ее благородному лицу удивительно кокетливое выражение прелестного лукавства. Она приехала во дворец, где ставили комедию, когда все уже были в сборе. Один Освальд еще не явился. Его отсутствие обеспокоило Коринну, и она по возможности старалась задержать начало представления. Наконец, уже выйдя на сцену, она заметила Освальда в темном уголке зала; он был здесь, и после только что пережитых мук ожидания радость ее удвоилась: она почувствовала, как ее вдохновляет веселье, подобно тому как некогда на Капитолии ее вдохновлял восторг.