Корм вампира
Шрифт:
Хотел сползти вниз и сесть, но ступор был сильнее.
Я знал этот двор.
Я знал этот город.
За моей спиной — подъезд девятиэтажки, когда я отсюда уезжал — заброшенной строителями и поставленной на консервацию. За ней — дорога, с автобусной остановкой, из-за которой не видно моего собственного дома, ядовито-зеленого, пятиэтажного, панельного, "крупнощельевого", как говорил один знаменитый юморист во времена оны…
И запах! Неистребимый запах очистных сооружений, когда-то давно располагавшихся совсем недалеко
Все осталось на своих местах, словно и не минуло столько лет.
Все, окружающее меня осталось тем-же, что и было давным-давно. Улучшения, если они и были, поглотила Ее Величество Природа.
Впрочем, судя по тому, что дом все-таки восстановили, улучшения были.
Кривые, косые, но — были.
Вон и магазинчики в торце домов появились, с выгоревшими от солнца и дождя, вывесками. С неуничтожимой рекламой кока-колы, пепси и местных, "местечковых", напитков. Перила украшали лоскуты синей краски, а бетонные ступени обвалились внутрь, демонстрируя качество работы строителей.
Яркое солнце заливало округу своими лучами, живыми, горячими и оттого увиденное становилось невыносимо мерзким.
Высшие силы снова ткнули меня мордой в грязь, напоминая, что я далеко не герой, не святой и даже уж не офицер…
Так, человек со сглаженными извилинами, аватар некоего существа, присутствия которого я не чувствую.
И не почувствую, ведь извилины — сглажены.
Сделав вдох, сползаю по двери вниз и усаживаюсь на грязную бетонную площадку перед дверью, вытянув ноги.
Сейчас мне ничего не надо.
Ни участия, ни понимания, ни присутствия кого-бы то ни было.
Это — моя беда, моя слабость, мой предательский нож в спину, и я это переживу.
Вот сейчас, прямо сейчас, я вытру катящиеся из глаз слезы и кровь из прокушенной губы и встану.
Только, можно я еще чуть-чуть посижу? Вот так, запросто, на солнышке… В городе, который люблю до сих пор. Который ненавижу всей своей душой. Сейчас, только наберусь сил на то, чтобы встать на ватные ноги и сделать свой очередной первый шаг. Самый страшный, самый сложный, самый нужный.
Самый простой.
Мир не лопнет над моей головой, осыпая меня хрустальными осколками, если я посижу вот так еще чуть-чуть, собираясь силами, и унимая бешено бьющееся в груди сердце.
Человек рожден делать шаг вперед.
"Да будет шаг!" — Говорю я самому себе, вытираю сопли и встаю на ноги. Трясущиеся от страха, злости и навалившейся саможалости, ноги.
Или этот шаг сделаю сам… Или "нечто" заставит меня сделать шаг.
Я не люблю принуждения в любом его проявлении.
Я понимаю слово "надо" и делаю шаг.
Думаете, заиграли фанфары и стукнули медные тарелки, благословляя и поддерживая меня на этом пути? Или с неба пала молния и грянул гром, загоняя назад, под козырек?
Ничего подобного!
Миру все равно — все шаги мы делаем лишь для самих себя!
Судя
А уж где их искать, в своем-то родном городишке, я знаю очень неплохо. И, смею вас заверить, это точно будут не моднючие бутики, салоны и торговые центры, распродающие брендовую одежку с опозданием в пять лет от европейской моды.
Расстегнув куртку, укорил себя в том, что не подумал о кепке, простой и незатейливой, прикрывающей мою обритую голову от жарких лучей, ниспосылаемых на земли нашим неутомимым светилом, да хватит ему водорода на долгие миллионы лет!
Но, сперва, навещу старую квартиру, как дань ностальгии и наивному чувству детства, играющего в одном месте.
Обойдя девятиэтажку, вышел на наш широкий бульвар. Когда-то, давным-давно, когда трава была зеленее, вода мокрее, а я был худым брюнетом, центр дороги разделял трехметровый газон, каждый год засаживаемый самыми дешевыми, вонючими цветами, из которых упорно складывали орнамент и каждый раз, при напоминании, что цветы кислорода почти не дают — разводили руками и упорно твердили, как попугаи, выучившие одну фразу: "зато красиво!"
Красиво, не спорю. Но воняли они настолько жутко, что жители придорожных пятиэтажек запечатывали окна наглухо, страдая от жестких головных болей и аллергий всех масштабов и степеней.
А теперь, от газона и вовсе ничего не осталось — видимо расширяли дорогу, в связи с возросшим количеством автолюбителей, страдающих от геморроя и мозговой лени.
Только, сколько ты природу не выкорчёвывай, она и асфальт проломит и воронку ядерного взрыва превратит в чудесное озеро.
Тополя и клены уже вовсю царствовали посреди дороги, чуть шевеля листьями на едва чувствующемся ветру.
Остановочный комплекс расширился, превратившись из трех, составленных вместе, вагончиков, в двухэтажную, кирпичную постройку, с навесом над остановкой на толстых, металлических швеллерах и трубах.
Девятиэтажка осталась цела — силикатный кирпич до сих пор старательно сопротивлялся времени и погоде, а вот пятиэтажная панелька слева, которую строили у меня на глазах в лохматом 1982-84 годах — сложилась карточным домиком, приказав долго жить. Судя по смятым вывескам, дом сложился не столько от хреновости постройки, сколько от слабоумия жильцов и обилия перепланировочных помещений на первом этаже — пройдя вдоль дома я насчитал восемь разномастных помещений, начиная от сетевого магазина в торце и заканчивая стоматологией с противоположной стороны.