Корм вампира
Шрифт:
От пирса повернул налево и потопал по берегу, хлюпая дырявыми сандалетами по мокрому песку и ежась от странно-холодных волн, слегка опалесцирующих, таинственных, притягательных.
Ни через полтора, ни через два, скалы не появилось, словно кто-то попытался скрыть от меня конец моего пути.
Скалы не было.
Зато была целая цепочка камней, уходящая вдаль, подсвеченная огромной лунной дорожкой, манящая топать и топать, как шагали Иешуа и Понтий Пилат.
Ну, а я чем хуже?
Вот и пошел я, по камням, спокойно удивляясь
Тропинку словно специально для меня приготовили, выровняв неровности и осветив серебром лунного света.
"Интересно, а меня погранцы не остановят?" — Хохотнул я, и тут тропинка кончилась, выведя меня к огромному каменному трону, с высокой спинкой, подлокотниками и залитым светом сидением, на которое я и опустил свой тощий зад.
Глядя на диск нашей извечной спутницы, я отчаянно отмахивался от упорно лезущего в голову Берроуза и его "Марсианской эпопеи". Так упорно, что пропустил тот момент, когда по моим ногам прокатилась холодная волна прилива.
Что же… Пусть и не так, как рассчитывал, но все-же…
Жизнь вообще не любит тех, кто много рассчитывает, упорно расставляя силки, загоняя в рамки, выцеливая слабые стороны планов и равномерно их разрушая.
Это и есть — жизнь. Импровизация от начала и до конца. От оплодотворения самым быстрым или умным, сперматозоидом, и до смерти.
Что-то говорит мне, что Творец тоже немало наимпровизировал, создавая наш мир и запуская в него разную шушеру мелкопоместных червей, гордо именующих себя богами.
Вцепившись руками в каменные подлокотники "трона", откинулся на его спинку, любуясь приливом, несущем на своих волнах яркие огоньки.
Я, степной житель, связал себя с водой.
Из воды вышел разумный.
И в воду вошел…
Мерзок тот бог, что отнимает право распоряжаться своей судьбой, своей жизнью, диктуя правила, противные человеческой сущности.
Сколько продлится моя агония?
Полгода? Год? Или "жалостливая" медицина подключит меня к аппаратам и будет заставлять стучать мое сердце, подниматься во вдохе грудную клетку, мучая моих родных извечной брехней о том, что надо "молиться и верить в чудо"!
А я буду ходить под себя, ведя существование овоща.
Спасибо, обойдусь чудом, что создали мои руки и мой разум.
Уйду по лунной дорожке.
Лучше короткий укол боли от потери, чем долгая мука "любования" в надежде на чудо!
Я уже устал видеть страх в любимых глазах, ужас прощания в каждой морщинке и тихий плач в подушку — от безысходности.
Я сделал выбор за всех.
Это мое право, моя сила, а не слабость.
"Уходя оставить свет — это больше, чем остаться!"
Вода перекатилась через колени и прижала своей тяжелой лапой, говоря, что теперь я уже и не сбегу, даже если передумаю, испугаюсь и решусь на дальнейшую борьбу с тем, что победить нельзя.
Через девять-десять часов Настя проснется.
И у нее начнется новая жизнь.
Без
И, если Звезды не дадут ей счастья — я вернусь и сорву их все, до единой, с этого небосклона и потребую сатисфакции у Творца!
Люди должны быть счастливы.
Даже если для этого надо просто умереть…
Я любовался лунной дорожкой из-под толщи сине-зеленой воды, задерживая дыхание и цепляясь за свою, теперь уже — никчемную — жизнь.
А потом — вдохнул!
Глава 10
****
Странный город, странные правила, странное течение времени, словно некто не только отключил в городе электричество, но и выпил все силы из его обитателей.
Аркан, в свои, теперь уже шестьдесят с хвостиком, казался бодрее многих встреченных мужчин, юношей, подростков и даже детей, лишь вяло споривших о том, где лучше спрятаться.
Вывернувшись из объятий спящей красавицы, сложившей на него руки, ноги и голову, словно жадная собака, он вновь принялся отсчитывать варианты.
За два дня, Джулия успела в откровенную, по-собственнически, выгулять мужчину по улицам города, демонстрируя свое приобретение и предупреждая взглядом каждую встречную самку: "Не подходи — горло вырву!"
Самки отводили глаза и переходили на противоположную сторону улицы, давая дорогу. Аркан сравнивал их с Джулией и сравнение получалось явно не в пользу горожанок! Забитые, дерганные движения и затравленные взгляды никак не вязались со свободным городом, вольготно раскинувшимся по берегу немаленького такого, озера.
На рынках мало рыбы, мало мяса и вдосталь зелени, от которой лишь стоят воротнички.
Легко подправляя повороты, небрежно гуляя, пара прошлась под окнами дома, чей адрес значился в записке Иветт.
Богатый дом, с ярко отмытыми окнами, пятком собак самого затрапезного вида, старательно делающих вид, что к забору никто не подходит и весь мир лежит лишь в рамках длинной цепи.
И, как очередная странность — это были единственные собаки, исключая охотничьих сук Джулии.
А еще, Джулия оказалась страшная любительница поспать. Желательно привалившись к кому-нибудь горячему и не выпуская из своих цепких лапок до тех пор, пока сама не повернется задом.
Симпатичным, задом, не мог не признаться самому себе, Аркан.
Ну, и из очень плохих новостей — женщина болтала во сне.
Морпех подумывал, за завтраком, обедом и ужином, а не прихватить ли с собой в спальню, полотенце? Но мамочка зорким глазом наблюдала за "свалившимся с неба" подарком, неодобрительно выгибая бровь в ответ на все шалости и вольности дочки, за семейным столом, накрытым двумя скатертями.
Под шумок, Аркан даже устроил спящей красавице малый ночной допрос, твердо взяв ее за мизинец и задавая простейшие вопросы.