Корм вампира
Шрифт:
— Я поеду! — Вырвался вперед Вродек. — Ту всего-то, пара километров…
— Олег поедет. — Решил Бен. — От него угрозой не разит… Да и шкура у него… Намного дешевле твоей, Вродек.
Насчет шкуры Бен и не шутил вовсе. Алекс просветил, что Хозяева за шкуру истинного оборотня платят своим расположением и годом безбедной жизни, на всем готовеньком, чего-бы не пожелала, душенька.
— Траннуик — город свободный. В нем с уважением относятся ко всем разумным. Лишь бы они были разумными. — К нам подошел один из стрелков
В отличии от девушки, Эбинизир отрицательных эмоций не вызывал.
— Мухх. — Представился я, пожимая протянутую руку. Называться как-то иначе смысла не имело — или я просто не откликнусь, в нужный момент, либо забудусь и поправлю, портя все первое впечатление глупой ложью.
— Ы-ы-ы-к-к-к-ххх! — Присел парень с выпученными глазами. — Вот это пожатие!
— Мухх у нас парень сильный, только не подумай, что головой. — Бен исподтишка показал мне кулак. — Зато исполнительный и добрый. Просто — само милосердие!
— Да… — Парень попытался заглянуть под капюшон, отчего я опустил голову еще ниже, поддразнивая его. — Сильные, к сожалению, самые уязвимые…
— Мы идти? Или болтать? — Голосом итальянского спагетти-индейца, коверкая язык, поинтересовался я, отстегивая от пояса упряжку волокуш.
— Идти, идти! — Заторопился Эбинизир, оглядываясь на девушку. — Прямо сейчас и идти!
— Я иду с вами! — "Бен, пожалуйста, пристрели эту выхухоль!"
— На тринадцать раненных — трое здоровых… — Посчитал Бен. — Слишком мало.
— Эбинизер останется здесь! — Решила девушка, накидывая на голову капюшон и уставившись на меня холодными, синими глазами.
— Сейчас дать лыжи! — Сказал я и, отстранив девушку в сторону легким нажатием своей руки, отстегнул длинный сверток от волокуш Бена и протянул ей. — Одевать!
Судя по глазам девицы, она думала, что я прокачу ее "с ветерком" на волокушах!
Единственное, куда я мог прокатить ее и даже на волокушах — в сторону ближайшей волчьей стаи… Но и тогда мне понадобятся свободные руки — предпочту, что бы съели ее! Жаль только — потравится животинка…
Впрочем, надеть лыжи она смогла и сама, даже не задержалась больше чем на семь минут, пытаясь разобраться с упрощенным креплением, "заточенным" под обувь любого размера. И, если судить по растерянному взгляду, пробившемуся-таки через "двойную стервозность", ходить на таких ей или не приходилось, или сказывалось отсутствие палок — нам, троим, они показались и ни к чему, а таскать лишний груз — пусть грузовик таскает!
Дождавшись, когда моя, хм, даже и не знаю, как ее и назвать-то… Попутчица? Или "нагрузка"? Утвердится на лыжах, сделал первое движение в сторону такого недалекого города, в котором, по уверениям Эбинезера, царила полная демократия и процветание всех видов, без исключения.
"Богатеньким деткам" свойственна
Истеричность, капризность, эготизм, завышенное ЧСВ и скука.
В "те годы", была у меня прекрасная знакомая, чудесная девушка Анна, дочка богатых родителей, умудрявшаяся "начудесатить" прямо из окна папиного автомобиля, когда он только что вытащил ее из одной неприятности.
По трезвости, быть может, она бы никогда не рассказала мне, из-за чего все началось, а вот по пьяной лавочке…
Тогда я еще носил длинные хайры, чуть ниже плеч, слушал "хэви" и перся по "Моей мертвой невесте" и "Мегасмерти"…
Ей было — страшно… Страшно от всего того, что ее окружало. Ей было страшнее, чем мне, не имеющему за душой ничего. Ей было что терять.
Девушка быстро приноровилась к заданному мной темпу, не пытаясь обогнать или заговорить, чем добавила себе в копилку пару сушек, перейдя из разряда "выхухоли", в разряд обычной "самки", пыхтящей, но прущей.
Самое замечательное — пыхтящей молча!
Два километра, по обочине дороги, особо не торопясь, занимают минут двадцать пути. Будь нормальная лыжня, палки и беговые лыжи — управился бы и за десять — при этом особо и не вспотев.
Девушка дышала ровно и, судя по скрипу снега, шла в одном темпе со мной, не отставая, но и не наезжая на пятки.
Овраг, по которому самые умные в мире существа проложили дорогу, изгибался червяком между высоких стен, на части некоторых отчетливо виднелись следы человеческого присутствия — от надписей цензурных, до болтающегося на веревке трупа, с табличкой "Шулер", на груди.
Цивилизация!
Мир может катиться в тартарары, гореть синим пламенем и исходить кровью, но всегда найдется тот, кто будет держать в кармане пару крапленых колод карт и пару тузов — в рукаве.
Перед запертыми воротами, метров пяти высотой, обитых толстыми металлическими полосами, с двумя рядами стрелковых прорезей-бойниц — на уровне груди и на высоте двух ростов — расстилалась белая полоса пустой земли, очищенная от кустарника, снега и плотно утоптанная — пришлось снимать лыжи и громко орать, привлекая к себе внимание.
Орать пришлось из принципа — сидящая по вышкам охрана видела нас уже давно и теперь просто выпендривалась, строя из себя глухих, слепых и самых важных.
Им было скучно, а тут — такая развлекуха — целых два клоуна, припершихся под стены и ждущих, когда их впустят!
Я уже примеривался, кому первому что-нибудь отстрелю, когда девица вышла из-за моей спины, скинула капюшон и…
Завизжала, закрыв глаза и сжав кулаки!
Если бы этот визг раздался у меня из-за спины — окочурился бы, как свет белый, окочурился бы!