Корни гор
Шрифт:
Торбранд выпустил руку ведьмы, и она тут же прижала ее к сердцу, не замечая стиснутого в пальцах обручья.
– Пообещай, что ты отдашь мне меч, – тихо сказал Торбранд.
Он больше не держал ее, но они оставались связаны. Какой-то тайный страх подталкивал вырвать из ножен меч и рубануть по воздуху между нею и собой, разрубить эти невидимые и странные узы. Но рука не повиновалась. И меч здесь не поможет. Эта невидимая сеть накинута давно: сны полнолуния плели ее не один месяц. Или все началось еще тогда, когда он впервые увидел ее на том камне, два с половиной года назад? Или эта нить была вплетена в его судьбу еще до рождения?
– Я дам тебе меч великана, – тихо сказала ведьма. – Но это не все. Ты убьешь его. Его можно убить только этим мечом и только
– Обещаю. – Торбранд кивнул.
Немыслимое, только в сагах вообразимое дело – убить великана – казалось нетрудным, почти не стоящим внимания. Невидимая связь между ними подсказала ему, что и это еще не все.
– А потом… когда я буду свободна… – Ведьма сглотнула, точно задыхалась и не имела сил выговорить еще какие-то слова. – Обещай, что ты уведешь меня отсюда… и возьмешь в жены.
Торбранд молча смотрел на нее. Вот оно, самое главное, та цена, которую он заплатит за победу. Слова ведьмы отдавались у него в ушах, точно ее взгляд, неразрывно слитый с его взглядом, снова и снова повторял их. Она сказала что-то невозможное. Ее – в жены? Это существо, о котором он два с половиной года думал только с ненавистью и жаждой мести? Нет, дело не в этом. И раньше случались браки, заключенные врагами именно ради того, чтобы избавиться от ненависти и мести. Получалось по-разному. Ее – в жены? Это существо, в котором так мало человеческого? Все равно что троллиху или норну… Кому – конунгу фьяллей?
Но Торбранд не мог решиться сказать «нет». Она обещает ему слишком многое: меч и смерть великана, основы всей силы Квиттинга. Это – окончательная победа, и никакое оружие троллей больше не поможет квиттам устоять… Но дело даже не в этом. Она отдаст ему оружие и жизнь своего мужа, а значит, он будет обязан заменить убитого. Этот закон установлен еще до зарождения человеческого рода. Так жили боги, так жили великаны. И это правильный закон, если на нем стоит мир. И кому же, как не конунгу, поддержать древнюю основу мирового порядка? У кого еще найдутся силы? И кто обязан заплатить собой за благополучие всего племени?
Нет, и это не главное. Тридцать семь лет он искал свою судьбу, и вот она стояла перед ним. Странная судьба, нелегкая, некрасивая, непонятная, но неповторимая, именно его и ничья чужая. Как понять, что здесь главное? Да и какая разница? Судьба привела Торбранда к этой женщине, а ее – к нему. И он не может сказать нет, если хочет остаться собой.
– Я согласен,– сказал Торбранд.
Хёрдис молча смотрела на него. Никаких клятв они не требовали друг от друга: судьбе не лгут.
Когда вечером Свальнир вернулся в пещеру, Хёрдис сидела на пороге, свесив ноги наружу, и вертела в руках какой-то ремешок. Она завидела великана еще издалека: тот казался живой движущейся горой среди других, неподвижных. Мех неведомого зверя у него на плечах, жесткие черные волосы на голове мало чем отличались от деревьев, которыми были покрыты вершины гор. Вся долина содрогалась под тяжестью его шагов, и даже каменные стены пещеры загудели, точно приветствуя хозяина. Когда-то очень давно вид этой живой горы поверг Хёрдис в ужас: она отлично помнила, как сидела в какой-то крошечной ямке за можжевеловыми кустами и не дышала, слушая, как каменные ноги грохочут прямо над головой. Но те времена прошли. Теперь она не боится. И не будет бояться никогда.
Приближение великана не заставило Хёрдис поднять глаза: тоже мне, событие! Она часто встречала муженька полным равнодушием (кроме тех случаев, когда была в настроении его бранить), и Свальнир не увидел в этом ничего необычного. На одном плече у него лежала туша убитого оленя с разможженной головой (силу не рассчитал), а на другом сидела, вцепившись в мех накидки, Дагейда. Сначала Свальнир снял с плеча Дагейду и пустил дочку в пещеру; маленькая ведьма с визгом бросилась к Хёрдис, но та оттолкнула ее. Дагейда запрыгала рядом. Хёрдис с отвращением посмотрела на собственное порождение: Дагейда лишь немного уступала матери ростом, густая копна рыжих и тусклых, как
Свальнир тем временем пролез в пещеру, сбросил на пол оленью тушу, но не ушел в глубину, а так и остался стоять на четвереньках, принюхиваясь.
– Что ты тут завис? – раздраженно крикнула Хёрдис. – Отойди, ты мне свет загораживаешь. Разучился ходить на двух ногах? Совсем одичал!
– Чем здесь пахнет? – Свальнир повернул к ней огромное темное лицо. – Человеком! Скажешь, к тебе опять приходил любовник?
Очертания его бровей, носа и рта напоминали трещины в древних скалах, а в глазах была страшная, затягивающая чернота. Привыкнув ко всему, к этой черноте в глазах великана Хёрдис не могла привыкнуть: именно она день за днем вытягивала из нее жизнь. Кривясь от тошнотворной, давящей ненависти, она резко отвернулась и крикнула:
– Ты глупее пня! Это новое сердце для Жадного, ясно тебе? – Она помахала маленьким кожаным мешочком. – От него и пахнет! Проваливай спать и не путайся у меня под ногами! Хорошо бы опять прогнать тебя искать моего любовника, чтобы я хоть от тебя отдохнула, да уж больно громко ты топаешь по горам! Поспать не даешь!
Хёрдис не оборачивалась, и великан грузно протопал в глубину пещеры. Гора содрогалась под тяжестью его шагов. Стиснув зубы от ненависти, отвращения и нетерпения, Хёрдис ждала, пока он там устроится. Неужели сегодня это кончится, о Светлые Асы? Неужели завтра она выйдет отсюда, и никто уже не будет властен вернуть ее в этот холодный мрак? Скорее! Скорее! Надежда на освобождение придала ей новых сил, но и каменный холод слишком глубоко проник в сердце; Хёрдис чувствовала себя как камень весной, в трещинах которого сохранился зимний лед, а бока нагревает солнечный луч. Так и разорваться недолго. Скорее бы все кончилось. Не завтра. Уже сегодня. Все случится сегодня в полночь. Старая жизнь будет кончена и никогда не вернется. В мыслях Хёрдис уже вырвалась из пещеры великана, и пещера, и сам великан уже казались призраками ушедшего прошлого, и Хёрдис мучительно переживала каждый миг, который отделял ее от настоящего освобождения.
Начало темнеть. Хёрдис все так же сидела у входа и вертела в руках ремешок. Время от времени она завязывала на нем узелки, мысленно повторяя строки сонного заклинания. Еще немного, и ей уже не хватило бы сил, чтобы справиться с Дагейдой. Маленькая ведьма становится сильнее с каждым днем. Но сейчас Хёрдис еще могла ее одолеть. Не зря она провела здесь эти два мучительных года. Когда она выйдет отсюда, мало кто из колдунов Среднего Мира сможет с ней тягаться.
Над Великаньей долиной повисла тьма. В глубине пещеры было тихо. Хёрдис осторожно встала и прокралась к очагу, где тлел на головнях багровый огонь троллей. Тепло и свет никому из троих обитателей пещеры не требовались, но Хёрдис привыкла к огню и хранила его как память о прежнем. Возле очага спала Дагейда, свернувшись в комок, как волчонок. Хёрдис поднесла к ее голове ремешок с узелками и стала водить вокруг спящей, шепча заклятье. Маленькая ведьма опутана сном, как паутиной, она не проснется, даже если станут рушиться горы. Никто не помешает.
Наступила полночь. Хёрдис вытащила из-под камня возле зева пещеры веревку, оставленную Вигмаром. Конец веревки она привязала к толстой крепкой палке, а палку вставила между камнями. Высунув голову наружу, она прислушалась. Внаружи не долетало ни малейшего звука, но она знала: Торбранд там, внизу. Она ощущала его так же ясно, как собственную руку, которую не потеряешь даже в самой непроглядной тьме.
Нашарив рядом с собой маленький камешек, Хёрдис пустила его по откосу. Камешек запрыгал по уступам скалы, стук постепенно затих под склоном. Потом раздался один короткий удар. Хёрдис бросила конец веревки.