Король Австразии
Шрифт:
– У Хильдеберта искать поддержки не стоит. Он не перестает зариться на доставшиеся вам после смерти Хлодомира и его сыновей земли Оверна и богатейший Клермон. От такого союзника в любой момент можно ожидать удара в спину. А вот Хлотарь…
– Конечно, Хлотарь! – подхватил Теодорих ход мыслей Храмна. – Он наплодил столько сыновей, что вряд ли ему хватит Суассонского королевства, чтобы обеспечить каждого из них землей и троном. Я немедленно отправлюсь к Хлотарю на переговоры и поддержу свою просьбу насчет союзничества
– Да, мой повелитель, меха и серебро тюрингской работы, правда, на мой взгляд, несколько грубоватой.
– Ничего, Храмн, серебро остается серебром в любом виде. Если чаши и украшения вдруг придутся Хлотарю не по вкусу, он прикажет своим мастерам переплавить их и изготовить более изящные вещи. Надеюсь, что в союзе с Хлотарем мы завоюем Тюрингию целиком, а затем разделим ее поровну. Думаю, на таких условиях мой брат согласится выступить в совместный поход. Я же пока сделаю вид, что удовлетворен дарами Герменфреда и его нелепыми объяснениями. Мне необходимо выиграть время и усыпить его бдительность.
Прежде чем отправиться в Суассон, Теодорих решил посетить родной Реймс. Королева Суавегота отнеслась к появлению Гертруды враждебно. Король, желая загладить вину перед женой, преподнес ей дорогие подарки.
– Золотом и серебром ты не залечишь мои душевные раны, – упрекнула она его. – Я не намерена делить тебя с язычницей и потому приняла решение покинуть Реймс. Уеду в Ахен или в Амьен.
– Гертруда – не язычница! – воскликнул Теодорих. – Она арианка. И – всего лишь наложница. Разве я виноват, что на склоне лет возжаждал вдруг любви юной девы?!
– Значит, я для тебя стала стара, – с обидой в голосе произнесла Суавегота. – Мне больно это слышать от тебя. Я завтра же покину Реймс!.. – она отвернулась от мужа, стараясь держать себя в руках, но рыдания против воли рвались из ее груди.
– Я запрещаю тебе уезжать отсюда! В конце концов, я король, и ты обязана подчиняться мне! И я не позволю тебе покинуть город. Ты останешься здесь, иначе я прикажу приставить к тебе стражу.
Оскорбленная и униженная королева медленно обернулась и взглянула на мужа. По ее щекам двумя ручейками струились слезы.
– Ты совсем потерял голову из-за этой девицы…
Теодорих почувствовал, что начинает терять терпение.
– Или ты покоришься мне, или…
Суавегота гордо вскинула голову.
– Что? Прикажешь убить меня?
– Отправлю в женский христианский монастырь! – в ярости вскричал король.
– Я согласна, – смиренно произнесла Суавегота. Слезы на ее глазах чудесным образом вдруг высохли. – Буду молиться там о спасении твоей души.
Чувствуя, что теряет самообладание, Теодорих резко развернулся и быстрым шагом покинул покои супруги.
Не
Суавегота хотела написать письмо пасынку в Ахен, но потом, не желая сеять раздор между отцом и сыном, передумала. И, покорившись судьбе, теперь либо проводила время в домашней часовне, либо занималась богоугодными делами. Вскоре ее даже стали почитать в Реймсе почти как святую.
Теодорих же, казалось, напрочь забыл и о судьбе родной матери Амалаберги, отвергнутой отцом-королем Хлодвигом ради бургундки Клотильды. Впрочем, сам-то он и не помышлял жениться на Гертруде. В отличие, правда, от нее самой: девушка вынашивала коварные замыслы.
Спустя несколько месяцев после возвращения мужа в Реймс Суавегота узнала, что его юная наложница в тяжести, и стала молить Бога, чтобы у той родилась девочка. Храмн, много лет тайно влюбленный в королеву, видя ее переживания, однажды предложил:
– Хотите, госпожа, я помогу вам избавиться от соперницы? Для меня не составит труда подослать к ней верного человека, прекрасно владеющего кинжалом или веревкой. И в одно прекрасное утро наложницу обнаружат задушенной или заколотой в ее же покоях.
Суавегота осенила себя крестным знамением.
– Побойся Всевышнего, Храмн! Я никогда не соглашусь на это, как бы тяжело мне ни было.
Храмн с обожанием взирал на королеву.
– Неужели вы не желаете мести? – спросил он.
– Нет. Месть сперва ослепляет человека, а затем губит его, – ответила Суавегота.
– Но если Гертруда родит мальчика, ее положение при дворе укрепится. Она и так уже ведет себя как хозяйка.
– Я знаю, Храмн. Именно поэтому и покидаю свои покои все реже. Около меня остались только по-настоящему преданные мне люди.
В порыве чувств Храмн приблизился к королеве едва не вплотную.
– Я предан вам, госпожа, всей душой! – с жаром воскликнул он.
Суавегота благодарно улыбнулась ему.
– Я верю тебе… мой дорогой воин… – сказала она и протянула букеларию руку, которую он тотчас осыпал поцелуями.
Суавегота смутилась, внезапно испытав полузабытое волнение женского естества, и попыталась высвободить руку из сильных пальцев Храмна. Но ей это не удалось. Ибо распаленный многолетней страстью мужчина уже рывком привлек ее к себе.
– Пусть… мы совершим грех перед Господом… – прерывисто шептал он на ухо королеве. – Я готов отправиться в ад, лишь бы обладать вами…
Шею Суавеготы обожгло горячее дыхание Храмна, и она поняла, что уже не в силах сопротивляться соблазну. Да и зачем?..