Король без трона
Шрифт:
Бледные и безмолвные, Боран и Рене вставили свечи в жестяные подсвечники и зажгли их дрожащими руками. Блезо и Жанна последовали их примеру, и лавка ярко осветилась.
— Спрашивай, Кантекор, — приказал дурно одетый «генерал», придвинув себе стул и опустившись на него, надвинув шляпу на глаза и стараясь скрыть подбородок в складках своего галстука.
Но Боран узнал его, несмотря на его старания, и, вздрогнув, шепнул дочери:
— Сам Фуше!
Рене прислонилась к стене, чтобы не упасть. Кантекор спокойно рассмотрел одного за другим обитателей дома и потом сказал,
— Ваши лица не доказывают спокойствия совести; думаю, что нет надобности объяснять вам цель нашего прихода. Самое лучшее для вас — покориться силе… Господин Боран, выдайте нам своего гостя, и тогда мы с ним поговорим.
Собравшись с духом, почерпнув мужество в своей преданности принцу, Боран ответил громким, спокойным голосом:
— Наши лица — лица мирных людей, оторванных от сна насилием, и наше волнение очень естественно. Что касается какого-то гостя, то я не понимаю, о чем вы говорите.
Фуше и Кантекор обменялись быстрым взглядом, как бы говорившим: «Ты ошибся? Не так ли?» — «Не беспокойтесь, я уверен в том, что знаю». Недаром же следил Кантекор за своей добычей, от самой границы следуя за ней по пятам.
— Я мирный часовой мастер, — продолжал Боран, — меня двадцать лет знают в этом квартале, где я живу честно; это известно всем. Если вы представители закона, то должны покровительствовать честным людям, а не тревожить их по ночам без всякой причины…
— Эта песня знакома мне, — перебил его Кантекор, — никто не способен на искреннее сознание. Таким образом вы вынуждаете нас к насилию, к обыску? Тем хуже для вас, но результат будет тот же самый.
Рене поспешила на помощь отцу:
— Господа, если вы действуете по какому-нибудь доносу, то над вами просто посмеялись; наш домик слишком мал, чтобы скрывать тайну, а мой отец — мирный гражданин, вовсе не занимающийся политикой; это всем известно.
— Молодая девица, — послышался скрипучий голос Фуше, — кто сказал вам, что дело идет о политике?
Рене покраснела и опустила голову, поняв, что сказала лишнее.
— Молодая девица, — повторил Кантекор, — это вы смеетесь над нами. Это простительно в вашем возрасте, да и ваша красота заслуживает снисхождения… Однако будет болтать! Время для нас дорого… Укажите нам дорогу… Ты, толстуха, — обратился он к Жанне, — бери лампу и посвети нам.
— Толстуха! — проворчала обиженная жена Блезо. — А ведь я не называла тебя верзилой, невежа!
Кантекор не удостоил ее ответом. Он сделал знак четырем своим помощникам, и обыск начался. За Кантекором и его людьми следовал насторожившейся Фуше, за ним старавшийся казаться спокойным Боран, потом терявшая голову Рене, за ней ошалевший от страха Блезо.
Перерыли все в лавке, в кухне, в столовой; осмотрели полы, стены — нигде ничего…
— Поднимемся, — сказал Фуше, — птицы гнездятся наверху.
Он шутил, будучи в отличном настроении, так как очень любил такие ночные приключения, такую охоту за людьми; это было его призванием. На этот раз преследование имело особый интерес. Поэтому-то он отправился сам, презирая могущую представиться опасность.
Весь отряд гуськом потянулся по лестнице; под тяжелыми
В комнатах Борана и Рене переставили всю мебель, отодвинули от стен кровати, обыскали сверху донизу открытые шкафы и опять не нашли ровно ничего.
— Выше, выше, говорю вам! — нетерпеливо крикнул Фуше. — Я чую дичь, чувствую ее…
На чердаке он остановился и потянул воздух, бормоча:
— Внимание! Внимание!
По четырем углам большого чердака были поставлены четыре свечи. Кантекор взял лампу из рук Жанны и внимательно осмотрел стены.
Фуше продолжал говорить вслух, поучая одних и пугая других:
— Здесь что-то слишком пусто, точно хотят дать понять: «Здесь ничего нет, видите, ровно ничего!» Вот потому-то тут что-нибудь непременно есть. Осмотрите каждую щель, каждый гвоздь, каждую ямочку, в особенности со стороны проулка: там в фасаде дома заметна какая-то выпуклость.
Слыша это, Боран чувствовал, что у него от страха подгибались ноги, а Рене крепко сжимала челюсти, чтобы не стучали зубы.
Тщательно, медленно, доска за доской, исследовали Кантекор и его люди шероховатые стены. Время шло; они ничего не могли найти.
Фуше топал ногой. Он сам пустился по горячим следам и не допускал ошибки, а между тем…
Он следил за Рене, надеясь судить об успехе поисков по выражению тревоги на ее девичьем лице. Но она опустила голову под этим пытливым взглядом и отошла в тень, посеяв сомнение в голове начальника полиции.
Ищейки начали терять терпение, бесплодно осмотрев тысячи шероховатостей, трещин, старых следов от гвоздей, запуская железные прутья в каждое сколько-нибудь подозрительное отверстие. Все было напрасно.
— Если тут есть тайник, — пробурчал начавший сомневаться Кантекор, — то он уж слишком хорошо скрыт!
Фуше рассердился:
— Стоило обещать мне королевскую добычу, заставить меня провести бессонную ночь, чтобы прийти сюда! И все это напрасно! Дело плохо, милейший!
Лицо Кантекора вытянулось; он заметно повесил нос, чувствуя немилость начальника: он знал, что тот не прощает неудач и предпочитает иметь дело хотя и с мошенниками, но знающими свое дело. Для успокоения совести он запустил еще раз свое железное лезвие в трещину стены, хотя и не надеялся уже на успех.
Фуше остановил его:
— Кончайте! Не сидеть же нам тут до утра!
Ему пришла в голову одна идея, которая должна была удаться.
Он позвал к себе ближе Борана и Рене и, стоя посреди пустынного чердака, заговорил умышленно громким, ясным голосом:
— Я знаю, что вы скрываете здесь лицо, которому запрещено пребывание во Франции. Я не говорю, что это лицо имеет какие-либо дурные цели, но моя обязанность разыскать и остановить его. Так как наши поиски бесполезны и вы отпираетесь, не хотите сознаться, то этот дом будет завтра же разрушен дотла, а вы, Боран, и вы, сударыня, — он повысил голос, обращаясь к Рене, — будете отправлены в Консьержери; тишина и уединение тюрьмы будут полезны вам. Если ваше пребывание там продолжится на долгие годы, то вина будет ваша: вы этого сами желаете.