Король без трона
Шрифт:
«Одна она, никто более!» Это было девизом Людовика, и он вырезал его на своей печати, которую всегда носил при себе. Впоследствии некоторые наивные солдаты вообразили, что эти слова относились к его короне… Увы, король думал не о ней! Удаляясь от Иммармона и Прюнже, он искал свободы, необходимой ему теперь, когда приехала в Париж Полина. Хотя он и открыл им тайну своей любви, но отнюдь не хотел делать их свидетелями своего успеха. Кроме того, он во время своих странствований привык к независимости и свободе, от которых ему теперь было трудно отказаться. Во всяком
Граф и виконт были встревожены, зная легкомыслие и непоследовательность принца, постоянно окруженного шпионами, подозреваемого и преследуемого со всех сторон. Благосклонность Фуше казалась им скорее ловушкой, чем защитой. Оставались еще личные агенты императора, сыщики Савари, Демареца, Реаля, сыщики графов Прованского и д’Артуа, еще более заинтересованные преследованием молодого короля без трона, несчастного племянника коварных дядюшек. А ведь в многолюдных улицах Пале-Рояля вполне легко было получить удар кинжала, легко было из-за пустяка попасть в схватку и получить в ней смертельный удар, грозила масса всевозможных, непредвиденных опасностей.
Однако ослушаться приказания принца они не могли, и им оставалось только смотреть ему вслед, пока он не скрылся из глаз.
— Кузен, — сказал Прюнже, — мне кажется, что этот юноша играет и своей головой, и нашими и что можно считать нашу игру проигранной заранее.
— Если мы не можем защищать его, на что тогда нужны мы? — ответил виконт, опустив голову.
— Да, наша задача трудна, — сказал Иммармон. — Во всем виновата Изабелла; не будь ее, мы удержали бы его в замке.
— Жак, — с укором сказал Прюнже, — зачем ты напоминаешь мне об этом? Я и то слишком хорошо помню это…
— Бедный друг, прости меня! — проговорил виконт. — Мне это не легче твоего… Да, не одни розы в служении королям!
XI
Между тем Гранлис и граф де Тэ быстро шли по улице Сент-Оноре, не замечая Кантекора, следовавшего за ними по пятам. Верный предписанию Фуше, он каждый день в разных одеяниях бродил вокруг принца, знал его жилище, его посещения Борана, все его привычки, всю его жизнь. Но во всем этом до сих пор он не находил ничего подозрительного. Молодой человек держал свое слово и был только офицером императора, его поведение до сих пор было безупречно.
Видя «своего принца», как он называл его, в обществе графа де Тэ, Кантекор сделал было невольную гримасу, но потом с подогретым усердием пустился по этому двойному следу.
Граф все еще оставался для него живой загадкой. Несмотря на все свои усилия, на все добытые о нем сведения, он ничего не мог понять в этом таинственном человеке. Был ли это действительно его конногвардеец с аустерлицкой фермы или кто-нибудь из его семейства — оставалось тайной. Если бы Кантекор не был так всецело занят принцем, к которому он даже привязался, как крестьянин к обработанному им лугу, он, конечно, съездил бы в Морбиган, чтобы узнать все на месте. Но служба удерживала его в Париже.
На этот раз представлялся случай узнать что-нибудь, и, конечно,
Де Тэ беспрекословно следовал за принцем. Здесь они остановились около деревянной скамьи в тихом уголке, под густой тенью деревьев. Гранлис посмотрел на часы и, видя, что у него в распоряжении есть еще свободный час, сел сам и жестом пригласил де Тэ сесть рядом с ним на скамью.
Кантекор скользнул за деревья и расположился на траве в позе отдыхающего рабочего; но, закрыв глаза, он чутко насторожил уши… Молодые люди не подозревали его присутствия, и таким образом ему удалось подслушать разговор, объяснивший ему таинственную личность графа де Тэ, князя де Груа, так глубоко интересовавшую его.
— Граф, — заговорил Гранлис, — я знаю деятельную, воинственную роль вашего семейства во время восстания шуанов, знаю подвиги вашего отца, ваших дядей. Один из них погиб со шпагой в руке, около Тиктениака… Какое то было время! Какие люди! Но что сталось с вашим отцом? Этого я не слыхал…
— Никому, кроме вас, принц, я не ответил бы на этот вопрос, — с усилием произнес де Тэ, — потому что это — тайна моей жизни. Но вы имеете право знать все, и вам я должен рассказать все, чтобы вы могли понять, почему я считаю свою жизнь принадлежащей не мне и не смею предложить ее вам. Я поступил в императорскую армию с единственным намерением быть убитым в первом деле. Это — самоубийство, которое допускает моя религия.
— Граф, граф! Какие неразумные слова!.. Зачем умирать в двадцать пять лет, когда впоследствии, с Божьей помощью, я высоко превознесу вас своими милостями, своей дружбой?
— Благодарю, государь, — печально сказал де Тэ, — но теперь слишком поздно: я дал обет.
— Преступный обет не может быть действительным.
— Выслушайте меня! Сейчас я сообщил вам смелый поступок моей матери, добывшей голову моего отца, играя в шахматы с Робеспьером… Действуя так, она поступала, если это правда, под влиянием угрызений совести, а не по влечению сердца. Она хотела загладить этим свои прежние проступки, известные тогда только ей одной, смягчить укоры своей совести, искупить свои былые ошибки этой смелостью, героизмом своего поступка…
Голос молодого человека дрогнул от волнения. Гранлис смотрел на него с глубоким состраданием.
— Только своему королю я могу доверить свой позор, ему одному, — продолжал де Тэ.
— Никто, кроме меня, никогда и не узнает об этом, — успокоил его принц.
Тогда, собравшись с силами, де Тэ открыл ему, наконец, мрачную тайну своей жизни.
В 1775 году Амелия де Сантре вышла замуж за Оливье де Тэ. Через четыре года у них было два сына: Арман, родившийся через три года после свадьбы, затем Эдмонд, родившийся в 1780 году и рассказывавший теперь свою историю принцу.